Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер

Теперь он понимал, почему Марина так часто выпивала на ночь – ей точно так же снился Малыш, и от этого она сходила с ума.

«Котенок, как же мало мы знаем друг о друге… как не бережем друг друга, не жалеем… Ничего, теперь все будет по-другому…»

Утро было похоже на все остальные – на вчерашнее, позавчерашнее… и завтрашнее тоже ничем не будет отличаться. Все известно наперед.

Сразу после завтрака открылась дверь, и толстый конвоир проорал, покручивая на пальце ключи:

– Влащенко, на выход!

Женька молча поднялся и пошел к выходу, привычно становясь лицом к стене и закладывая за спину руки.

– Погодь, браслетики… – Конвоир ловко нацепил на запястья наручники. – Вперед.

Длинными коридорами через бесчисленное множество решеток его привели в знакомый уже кабинет. За столом сидел совершенно незнакомый человек, полный, седой, с горбатым носом и густыми бровями, в дорогом летнем костюме. На пальце правой руки красовалась золотая печатка с огромным изумрудом, а между большим и указательным пальцами Женька увидел причудливо сплетенные буквы «АТ».

– Ну, присаживайся, знакомиться будем, – пригласил незнакомец низким голосом.

– Вы кто? – безо всякого почтения спросил Хохол, ногой подвинув к себе табуретку.

– Я-то? – усмехнулся мужчина, кидая на стол пачку «Мальборо» и зажигалку. – Я-то, мил человек, Боря Фрейман. А ты, как я понимаю, и есть тот самый Хохол, за которого просит мой братка?

«О, твою мать, так это и есть бесовский кентяра Боря Еврей! – озарило Хохла. – Интересно, с чего бы это Бесу напрягать ради меня такого человека?»

– Что молчишь? – Янтарные глаза вора буравили Женьку насквозь.

– А что сказать? Да, я Хохол. Но ты это и без меня знаешь, я смотрю.

Боря Еврей захохотал, обнажая золотые коронки, потом выбил из пачки сигарету и закурил.

– Прав был братка, когда говорил, что ты ни дна, ни покрышки не сечешь, – с некоторым даже одобрением сказал он, стряхивая пепел на пол. – Как в хате – не прессуют?

– Меня?! – удивился Хохол, и Боря снова расхохотался:

– Шучу. У меня есть к тебе дельце. Есть человек, готовый заплатить хорошие бабки за то, чтобы вынуть тебя отсюда, но ты должен делать все так, как говорю я. План прост до идиотизма. Сегодня тебе станет плохо, и тебя положат в лазарет. Там полежишь с недельку в отдельном боксе, а за это время я постараюсь найти подходящего жмура.

– Кого? – удивился Женька, хлопая ресницами и не совсем понимая, о чем вообще сейчас речь.

– Не перебивай! – поморщился Еврей. – Жмур нужен для того, чтобы подставить его вместо тебя. Завернешь ты ласты в лазарете после драки с парой парней.

– Н-да? – иронично усмехнулся Хохол. – А наоборот не будет?

Еврей хлопнул по столу ладонью и проговорил таким тоном, что даже у неслабонервного Женьки мурашки побежали по спине:

– Я же просил – захлопнись! И сюда слушай! Я человек занятой, мне не с руки тут с тобой канитель разводить, и если бы не Бес, то хрен бы я вообще к этому месту близко подошел! Так вот – будет драка, и тебе всю рожу распишут, понял? Это чтобы потом нам жмура так же загримировать. В ту же ночь тебя вывезут отсюда в мусоровозе и переправят туда, где тебя ждут. Вот и все. А сейчас встань к двери и раздевайся.

– Чего?! – выпучил глаза Хохол, сжимая кулаки.

– Ты идиот? Я же сказал – захлопни хлеборезку и делай то, что говорят! Раздевайся, мне нужно сверить вот это с тем, что есть на тебе! – Еврей достал из кармана несколько мятых листков и бросил на стол. – Можешь посмотреть.

Женька взял бумажки, перебрал их и отошел к двери, начав расстегивать рубаху. Раздевшись до трусов, он повернулся к Еврею и выпрямился во весь рост. Вор встал со стула и медленно приблизился к нему, неторопливо нацепил очки и стал придирчиво разглядывать наколки, то и дело сверяясь с листками.

– Ага… – бормотал он. – Да… есть… похожа… Повернись! Так, на спине ничего… Обратно повернись… ага… Все, одевайся, – бросил он, возвращаясь на стул и пряча бумажки в карман. – В принципе все ясно.

– Откуда у тебя эти рисунки? – спросил Женька, одеваясь.

– Баба твоя прислала. Рисовал кто-то из бесовских пацанов, наверное, Вовка-кольщик, но описание она давала. Да, перстни покажи-ка! – вспомнил Еврей, и Женька протянул руки. – Ну, надо же! И тут не слажала! – покачал головой вор, оглядев наколки на пальцах. – По памяти – и ни одного косяка… на ощупь, наверное, тоже не ошиблась бы.

Хохол стерпел, понимая, что просто не может возражать человеку, приехавшему сюда, чтобы вытащить его. И Маринка… действительно, память! Но в этом не было ничего удивительного, учитывая, насколько она умела заниматься любовью. Насколько любила целовать его и просто бродить губами по груди, по этим самым наколкам… Он и сам бы с точностью до миллиметра мог рассказать, где и какая у нее родинка и сколько колец на хвосте у ее козерога, выколотого на крестце. И теперь с каждой минутой Хохол делался на шаг ближе к ней, еще совсем чуть-чуть – и он будет рядом, и прекратятся его ночные кошмары.

– Ну, если тебе все понятно, то давай прощаться, – произнес Еврей, постукивая по столу пальцами. – Все понял насчет вечера? Не облажайся – я слишком много денег вложил в местного лепилу.

– Не облажаюсь, – кивнул Женька, вспомнив, как симулировал приступы аппендицита, чтобы попасть в палату к Марине.

– Тогда – удачи тебе, Хохол.

– Спасибо.

– Спасибо скажешь Бесу, который меня напряг, – усмехнулся Боря. – Кричи, пусть забирают тебя.

– Конвой! – рявкнул Хохол. – Выводите!

– Погоди! – вдруг вспомнил что-то Еврей и, когда Женька обернулся, спросил вполголоса: – Может, бабу тебе подогнать?

Хохол снова вспыхнул и сжал кулаки.

– У меня такая женщина, что всех баб в кучу собери – и то мало покажется.

– Ну, гляди, я ж помочь хотел, – пожал плечами Боря, пряча улыбку. – Сам знаю, как на киче сновидения мучают. А петухов драть… ну, западло это.

– Я их в упор не вижу. И терпеть умею, если что. Но за предложение спасибо, – ухмыльнулся Хохол. – Я дождусь свиданки с Мэриэнн…

– Ну-ну…

Конвоир протянул раскрытые наручники, Хохол привычно вложил в них запястья и больше не обернулся в сторону Еврея.

В душе все пело – осталось немного, совсем немного, и он увидит Марину, сына, вдохнет чистый свежий воздух. «И валить, валить отсюда как можно быстрее. Ехать на Кипр, жить там до самой осени, ни о чем не думать, никого не видеть. Буду катать их на лодке, на рыбалку с Егором ездить… И Маринка рядом будет, все время рядом со мной, хватит уже. Больше глаз не спущу с нее…»

Жарким утром Марина, проснувшись необычайно рано, лежала у бассейна, подставив солнечным лучам тело, и читала привезенный ей вчера из города Никитой сборник стихов. В бассейне на большом надувном матрасе лежали Егорка и Алеша, а рядом, по грудь в воде, стоял Гена. Тот самый однорукий охранник Гена, что был с ее сыном раньше. Его привезла неделю назад Ветка, специально ездила к Марининому племяннику Кольке и уговорила временно отпустить Гену к ней. О том, что жива-здорова его любимая тетка, Ведьма распространяться не стала, решив, что лишние глаза и уши ни к чему. Гена сперва удивился – с чего бы Виола Викторовна вдруг захотела взять его к себе, но когда в машине она вкратце рассказала ему об истинной причине, на телохранителя напал ступор.