Женский клуб - Това Мирвис

чизбургер. И то, что происходило это в «Макдональдсе», только усугубляло ситуацию. Бигмаки были для нас самой некошерной едой из всех возможных, наипервейшим пунктом Всевышнего в списке того, что нам не полагалось есть.

Немного оправившись от шока, Ципора заметила, что Шира была не одна: напротив нее за столиком сидел молодой человек. Ципора пригляделась получше, но это был неизвестный нам юноша. На пару лет постарше Ширы, со светло-русыми волосами и зелеными глазами. Даже Ципора не могла не признать, что он хорош собой, хоть и не на еврейский вкус. Но он уж точно был из нерелигиозных, может, даже и не еврей. Она понятия не имела, кто он такой.

Ципора решила постучать в окно, чтобы Шира знала, что ее поймали с поличным. Она представила, как Шира дернется, не дожевав, и лук, сыр, соус (или что там еще внутри) шмякнутся на стол. Но когда она уже было поднесла руку к стеклу, Шира посмотрела ей прямо в глаза и коротко махнула рукой. Ципора в ужасе от такой наглости отпрянула. Затем Шира потянулась к юноше, обняла его и поцеловала в губы. Это было уже чересчур. Ципора в жизни не видывала такой хуцпы[13]. Она отдернула руку от стекла и двинулась по улице, опустив голову. Дома она не могла придумать, как быть дальше. Ничего не сделать значило бы потакать подобному поведению, а Ципора была уверена, что в глазах Господа это все равно как если бы она сама собственной персоной съела чизбургер. Она попыталась представить, что ее дочь вот так переступила черту, оторвавшись от своего народа и от своего прошлого. Придется все рассказать Бекки, деваться некуда.

Она набрала Бекки и, вместо того чтобы постепенно подвести к причине своего звонка, начала без обиняков – Алло, Бекки? Ты сидишь? – И тут же выдала печальную новость: – Думаю, ты хотела бы знать, что я сегодня проходила мимо «Макдональдса» и увидела в нем Ширу, которая ела чизбургер.

На том конце провода повисла тишина. Каждый новый день Бекки думала, что вот теперь все зашло дальше некуда, и каждый день оказывалось, что может быть и хуже. Как будто ее дочь тонула, и Бекки беспомощно пыталась ухватить ее руками. Но это уже была последняя капля. Она накрутила телефонный провод на пальцы, стиснув трубку. Теперь все изменится, поклялась она; больше ей уже не позвонят с известиями об очередных выходках ее дочери.

– Спасибо, что рассказала, – произнесла Бекки и собралась положить трубку.

– Погоди, есть еще кое-что. Шира была не одна, а с мальчиком, и я его не знаю. Никогда его не видела, но было ощущение, что они очень… близки.

Ципоре не хватало духу сказать, что она видела, как Шира целует юношу. Она надеялась, Бекки сама догадается о том, что там происходило.

Бекки коротко поблагодарила Ципору и повесила трубку. Сначала она думала подождать мужа, чтобы вместе разобраться с Широй. Численный перевес немаловажен. Но Бекки знала, что он все спустит дочери. Даже в таком серьезном деле, как сейчас, он будет на ее стороне. Бекки разберется со всем сама, а мужу даже и говорить не будет. Он вечно пропадает на работе и не вправе так поздно возвращаться домой и притом вести себя, как будто он все решает.

Бекки поднялась на второй этаж и без стука вошла в комнату Ширы. Та валялась на кровати и на полной громкости слушала радио. Бекки выключила звук, и Шира посмотрела на нее.

– Что тебе надо? – спросила Шира.

Бекки, подобравшись, встала у двери.

– Я только что говорила с Ципорой Ньюбергер, которая видела, как ты сегодня с удовольствием отобедала в «Макдональдсе».

– И что?

– И что? – повторила Бекки.

– Да, и что, если эта вечно сующая нос в чужие дела сучка говорит, что где-то меня видела?

Бекки побагровела.

– Не смей так со мной разговаривать! Я этого больше не потерплю. Немедленно отвечай, с кем ты там была! Ципора говорит, что видела тебя с каким-то мальчишкой.

– Я не обязана ничего тебе рассказывать.

– Говори, с кем была, или крепко пожалеешь!

Шира молчала, не сводя глаз с матери.

– Послушай-ка, барышня. Пока ты живешь в этом доме, ты будешь соблюдать наши правила и будешь религиозной, как велим тебе мы.

Шира вскочила, щеки у нее горели так же, как у матери.

– Прекрасно! Если ты этого хочешь, я буду притворяться религиозной. Буду соответствовать, но над тем, что я думаю, ты не властна. Я в это напрочь не верю. Я даже в Бога не верю.

– Ты это говоришь, просто чтобы меня задеть.

– Можешь думать, что хочешь, но я здесь все вижу насквозь. И это одна сплошная фальшь. Это ни для кого из вас ничего не значит! Тебя и твоих подруг заботит только, что скажут люди.

О чем это она толкует?! Как смеет дочь так с ней разговаривать? Не успев опомниться, Бекки влепила Шире пощечину и выбежала вон из комнаты.

Еще через пару недель Хадассу Бернер и Илану Зальцман, хоть верьте, хоть нет, поймали за курением марихуаны. Это было совершенно невероятно, и, если бы не свидетель, мы бы никогда в такое не поверили.

– Я никак не ожидала кого-то увидеть, – докладывала Йохевед Абрахам. – На улице было холодно, я и сама вышла только чуть подышать. И вдруг почуяла странный горелый запах и испугалась, что, не дай бог, где-то в школе пожар. Я побежала на этот запах и обнаружила Хадассу и Илану. Спрашиваю, что происходит, они говорят: ничего, но меня так просто не проведешь. Они держали руки за спиной, и я велела показать, что там у них. Сначала я решила – сигареты, что само по себе безобразие. Но потом заметила, как Илана прячет маленький пакетик с чем-то непонятным…

Йохевед была потрясена. Когда она училась в старших классах, такого случиться просто не могло. Самым страшным нарушением было изредка пропустить урок, обычно это совпадало с распродажами в «Loehmann’s». Они с подругами слыхали о проблемах в обычных школах, но никого оттуда не знали. Вообще, Йохевед не помнила, чтобы она хоть раз за всю старшую школу заговорила с неевреем, если не считать, конечно, продавцов в магазинах. Уму непостижимо, как они раздобыли эту марихуану. Даже если бы Йохевед вздумалось попробовать наркотики, она бы знать не знала, где их взять.

Крепко ухватив девочек за руки, чтобы они не сбежали, Йохевед отвела их в учительскую. Она пыталась придумать, как повнушительнее их отчитать, но в голову ничего не приходило. Она была совершенно