Мой ненастоящий - Джина Шэй

— Нет, — лепечет это чудо своими искусанными губами, — мы никуда не поедем, пока ты не выслушаешь Ярослава.

Волшебно. Просто восхитительно!

Раньше между нами стоял её страх. Потом — её прошлое. Теперь — здравствуй, жалость!

Чувство, которое я меньше всего хочу вызывать у кого бы то ни было. У той, что стала моим помешательством — ни за что и никогда!

Вот только поздно.

Она уже меня жалеет. 

— Выслушай его, пожалуйста, прошу тебя, — я умоляю, отчаянно цепляясь за плечи мужа. У самой меня не найдется нужных слов. Я просто не понимаю, что такого я могу сказать. Но у его брата наверняка найдутся нужные слова. Я уверена!

— Выйди, Яр, — резко бросает Влад, даже не разворачиваясь к брату лицом, так и глядя на меня, утопив руки в карманах.

Ярослав не торопится, медлит, будто чего-то выжидая.

— Будь так любезен, — едко добавляет мой муж, с фальшивой любезностью.

Его настроение нервирует. Кажется, если тут кто и настроен на диалог, то точно не Влад.

Ярослав медлит еще пару секунд, а потом все-таки кивает и покидает палату, бросая на меня очень концентрированный и понятный взгляд.

Он на меня надеется.

Господи, да как можно на меня надеяться?

Красноречие вообще не моя сильная сторона, я двух слов в предложение сейчас не свяжу — чудом не рыдаю, на самом деле.

Одни. Мы остаемся одни. И я сейчас не про романтику — палата онкологической частной клиники вообще не располагает к подобным настроениям. Мне просто кажется, что в воздухе кипит смола, до того тяжело и липко втягивать его в легкие.

Я по-прежнему стою у двери, снова прижимаясь к ней лопатками.

Влад же роняет ладони по обе стороны от моего лица и склоняется ближе к нему, будто сильнее нанизывая меня на иглу собственного взгляда. Я только яснее вижу красные полопавшиеся сосудики в белках его глаз, отчетливые черные тени вокруг…

Сердце в груди болезненно перекручивается.

Его близость действует на меня просто чудовищно, я будто становлюсь беспомощной перед ним. Что между нами происходит?

Я совершенно не понимаю. И хотела бы понять.

Но сейчас это не самая удачная тема для беседы. Следы его болезни так очевидны… И они совершенно меня деморализуют, ведь сделать с этим я ничего не могу.

— Цветочек, — тихий вкрадчивый шепот Влада касается моего уха горячим дыханием, — мне кажется, или ты с чего-то решила, что у тебя вдруг появилось право голоса? Забыла свое место?

— Место? — отчаянно надеюсь, что я все поняла неправильно.

— Именно, — мужские пальцы проходятся по пряди моих волос вроде бы с нежностью, но о ней в глазах Влада ни единого намека, — твое место. Твою роль. Твое назначение в нашем с тобой браке.

Воздух еще гуще. И вправду, зачем мне дышать? Чтобы жить? Ну что ты, Рита, это пустое…

— Ребенок, — с благостным оскалом напоминает мне Ветров, — мой наследник. Которого ты должна выносить и родить в любом случае. Больше мне от тебя ничего не надо. Ни влюбленных вздохов и признаний. Ни твоих рыданий у моей постели. Ни стакана воды напоследок. И уж тем более мне от тебя не нужны жизнеспасительные советы. Усвоила?

Усвоила ли я?

Кулаки сжимаются от бешенства.

Будь я мужчиной — я бы, пожалуй, воспользовалась священным мужским правом защищать свое задетое самолюбие. Я бы сама двинула Владу куда-нибудь в район мозжечка, в надежде, что его чертовы мозги наконец заработают и он начнет вести себя по-нормальному.

— Ты все поняла, Цветочек? — все тем же вкрадчивым змеем шипит мне мой муж.

Как же он любит эту игру. Дождаться, пока я расслаблюсь, а потом со сладкой улыбкой вогнать нож мне между ребрами и провернуть его так, чтобы кровь брызнула во все стороны.

Будто и не было ничего. Ни вчерашнего вечера, ни поцелуя, высасывающего остатки воздуха в моих легких, ни его фальшивых обещаний и болтовни про доверие.

Но не плевать ли мне на это сейчас? Он не может, не хочет, не собирается относиться ко мне как к равной. Он не ответит мне взаимностью. И… На это мне тоже плевать. А на что мне не плевать?

На то, что он может умереть из-за своих промедлений. И на то, что я ничего не могу с этим сделать. А что могу?

— Да, я поняла, Влад, — в моей груди холодеет, но в то же время там сосредотачивается вся моя решимость, — я поняла, что никак не смогу повлиять на твой отказ от операции.

— Именно. А теперь…

А теперь — я ловлю его за грудки и врезаюсь своим ртом в его. Бесцеремонно, яростно, первым делом прокусывая этому мудаку губу.

Пошло оно все к черту!!! 

Мне казалось, это я его целую. Мне казалось, что эта игра — на пару секунд, до той поры пока мне вновь не укажут на мое место, чтоб его.

Это ведь так просто — всего-то разорвать поцелуй. Он обходился со мной и похуже.

А потом…

Ветров делает резкий рывок вперед, и мои лопатки врезаются в дверь. А солоноватый, жадный мой поцелуй вдруг меняет своего инициатора. Теперь это поцелуй Владислава Ветрова, голодный, лихорадочный, клеймящий мою душу. Опустошающий меня с каждой секундой.

Чудовищно — понимать, что я влипла не в кого-нибудь, а в него. В этого жесткого, самоуверенного, презрительного мерзавца.

Больно знать, что моя ценность в его глазах — ничтожна. Так. Каприз, который он решил позволить себе напоследок.

Напоследок.

Это слово вообще оказывается лютейшим пыточным заклинанием для меня. Его даже в мыслях лишний раз произносить не хочется.

С другой стороны…

Я хочу сосредоточиться на этой секунде. Не хочу ни о чем думать.

Это безумие…

Я не понимаю, почему это не прекращается. Оно просто не прекращается. И секунда за секундой, наши губы продолжают терзать друг друга, не останавливая свой жестокий танец, вопреки тому, что кровоточат уже не только губы моего мужа, но и мои. Он кусает меня тоже. С досадой, злостью, граничащей с бешенством.

Ладони Влада держат мое лицо, будто заключая его в оковы. Расстояние между мной и мужем вдруг становится почти что отрицательным.

Злость, бурлящая в моей крови, требует дать ей выход. Кусать его губы, раз за разом, заставлять его рычать и плотнее прижиматься ко мне и грубее вторгаться в мой рот, не выпуская присвоенную инициативу. Дернуть рубашку из-под ремня, и с досадой впиться в голую кожу. Пусть ему будет больно, хоть капельку, и эту боль ему причиню я. Только так и могу на самом деле.

Последний маневр в моем марш-броске — обвить ногой его бедро — знак того, чего именно я хочу…