Цветок под куполом - Олла Дез

тридцать третьей фаворитки Ива, ставить ментальный щит и понять, наконец, без гнета клятвы мои чувства к нему.

Из минусов это, безусловно, боль и возможность пострадать как физически, так и ментально. Я устойчива к болевым ощущениям, но мой мозг может не справиться. Хотя Абразам Арварзен говорит, что я не пострадаю, но все может случиться. В свете этого получается еще один минус — мои друзья и главное Петер могут не справиться без меня. И третий довод против — то, что я теряю своего высшего, с чьего разрешения я сейчас пользуюсь лечебной магией. Мне будет необходимо найти нового сильного мага или жреца, или умудренного опытом, словом кого-то, с кем я смогу разделить ответственность за право пользоваться лечебной магией. Можно, в конце концов, обойтись и без благословления на лечение, я так делала, но это гораздо труднее. Любой жрец знает, что это бремя легче нести с благословением или с разрешением, проще поделить ответственность на двоих. И в итоге у меня получились три довода за, и три довода против.

Как-то раз мы с Петером еще будучи детьми забрели в сторожку к лесничему. Он рассказал нам, что вчера набрел на капкан с отгрызенной лапой медведя. Медведь попался в капкан, и не захотел умирать в неволе. Он перегрыз себе лапу и уполз к ручью. Там лесничий нашел его тело истекшее кровью. Мы с Петером пришли в ужас от этой истории и еще долго обходили сторожку лесника стороной. Почему-то сейчас мне вспомнился этот медведь и его отгрызенная лапа. Я не собиралась умирать, и отгрызать я тоже не хотела ничего, но упорно думала про этого медведя. Наверное, я слишком эмоциональна. Разумные доводы уходят на второй план, а вперед выступает эта история с медведем.

Я провела целый день в тревожном ожидании. Ужасно боялась, что что-то сорвется, или Абразам Арварзен передумает мне помогать. Но наступил вечер, и он пришел, в сопровождении сына и ученика. Зима выстроил всех детей, жену и даже Сару встречать дорогого гостя. Абразам Арварзен потрепал по головке всех детей, похвалил красоту хозяйки и уважительно пожал руку Саре.

Потом мы спустились в личную мастерскую Зимы, куда вообще-то должны входить только члены семьи и близкие друзья. Старик ничего не спрашивал, только предложил мне раздеться, и лечь на рабочий стол Зимы. Стол был большой, там бы две Сары поместилось, не то что я. Я заранее выбрала одежду, чтобы можно было, не стесняться и не стеснять гномов, и принялась разматывать широкий шарф на талии. На бедрах у меня оставалась юбка, а сверху я под грудью подвязала кофту. Почти размотав шарф, я подняла голову на старика и спросила.

— Простите, мастер, а почему вы не спросили у меня о моем решении? Ведь я могла передумать?

— Девочка моя, я слишком долго прожил на этом свете, чтобы понимать такие вещи. Ты не передумаешь.

— Я хотела спросить, можно мне лишить себя голоса? Вряд ли вы захотите, чтобы я вам стихи читала в ближайшее время. А кричать мне будет проще без звука. Да и вас отвлекать не буду.

— Разумеется. Я обездвижу тебя, но вот голоса лишать не умею, так что это на твое усмотрение.

— Спасибо. За все, огромное вам спасибо.

— Не за что, девочка, не за что.

Зима помог мне залезть на стол, и я быстро лишила себя возможности орать. Потом наорусь, от радости, что все закончилось.

— Готова?

Я кивнула, и почувствовала, что больше не могу пошевелиться. А потом я провалилась в самый худший свой кошмар. Боль была чудовищной. Я мгновенно ослепла и потеряла слух. Боль лишила меня всех чувств. Осталась только она. Великая лана боль. Казалось, что мне сломали каждую косточку огромными тисками, кости расплющили и раздробили. Потом мышцы стали рвать огромными когтями, а потом подожгли мою кожу. И эта боль длилась и длилась, и я не могла потерять сознания, магия мне не давала спасительного забытья.

Когда мои кости были сломаны, мышцы разорваны, а кожа пылала, боль принялась за мою голову. В нее воткнули сотни иголок, как в подушечку для булавок у опытного портного. Согласилась бы я на это, если бы знала всю глубину падения в боль? Сейчас у меня не было ответа на это вопрос. Мне казалось, что это длилось бесконечно долго, и я не поверила, когда внезапно боль ушла, чтобы вернуться легким покалыванием на руке. Постепенно ко мне стал возвращаться слух, и я поняла, что слышу голоса, но не понимаю ни слова. Еще через некоторое время я поняла, что мои глаза закрыты, но сил открыть их у меня нет. Потом я осознала, что из головы вынули все булавки, кожу потушили, мышцы перестали рвать, а кости срастили. Но тут мне на живот, спину и бока плеснули кипящее масло и я дико заорала. На самом деле я не издала ни звука, но все же я орала, мой беззвучный крик проникал, казалось, в каждую клеточку истерзанного тела. Но тут, хвала свету, все закончилось и я, наконец, потеряла сознание.

Очнулась я у себя в комнате, на кровати. Рядом в кресле спала Сара, вид у нее был измученный, платье мятым, под глазами синяки, волосы непривычно растрепаны. Я осторожно попробовала пошевелиться. Мне это с трудом, но удалось. Я просканировала себя и вернула голос. Магии было непривычно много. Я не находила ничего страшного. Сильное физическое истощение, тонус мышц низкий от долгой неподвижности, скорее всего, и опоясывающая рана, как и ожидалось. Но она уже почти вся затянулась и даже кое-где образовалась новая кожа, и мышцы все восстановились. Сколько же я тут провалялась?

— Сара. Сара? — Я тихонько позвала подругу.

Она открыла глаза и посмотрела на меня как студент на магистра после каникул, ничего не понимающим взглядом. Потом все же понимание происходящего осветило ее лицо, и она громко закричала.

— Зельда, Зима, Ана очнулась!