Кладоискатель и золото шаманов - Юрий Гаврюченков

– Он обращает их в свою веру! – шепотом вырвалось у меня.

Слава зыркнул в мою сторону и снова прилип к окошку. Вадик вяло заворочался на плитах, мягко, негромко лязгая золотом.

Проскурин меж тем продвинулся до конца строя, и еще трое легли, а остальные приняли позу покорности. Наблюдать за этим было невыносимо. Харги караулили пленных, своими демоническими чарами вводя в оцепенение. Пару раз испытав его, в пещере и в скиту, я догадывался, насколько сейчас тошно красноярцам. Мне стало их жалко. И еще – страшно: что примутся творить харги, покончив с ними? Разыскивать остальных, уцелевших и спрятавшихся, чтобы перекрестить Сучьим ножом?

Зэковский артефакт, обильно политый кровью сотен несчастных и впитавший их силу, снова был использован на злое дело.

Шаманский гипноз Проскурина дотянулся не до всех собровцев. Возле ворот бухнуло, и вертолет, возле которого казнили бойцов, исчез в ярко-оранжевой вспышке. Тент, словно поддутый ветром парус, хлопнул меня по морде. На секунду в глазах потемнело. Я очухался на полу. Пистолет был зажат в руке. В спину упиралось Вадиково колено и давило так, что я испугался за позвоночник. Сломан?! Это было первое сильное ощущение. Пошевелившись, я отметил, что могу двигаться, значит, с хребтом все в порядке. Источником второго сильного ощущения стал нормальный дневной свет и небо над головой. Тент исчез. Его сорвало и унесло что-то массивное, пролетевшее над кузовом. Стойки были погнуты. Не одной ли из них меня дополнительно приложило?

– Все живы? – командный голос Славы вывел нас из ступора.

– Живой! – откликнулся я.

– Жив, – простонал Вадик и выдернул из-под меня ногу.

– Целы?

– Вроде да.

– Осмотреться.

– Вроде нормально. – Ничего не болело, и кровь не текла. – Что это было, Слава?

– С КПП из «Мухи» саданули. Молодцы, обустроились, – спокойно и рассудительно произнес афганец.

Я приподнялся и сел. Посмотрел на вертолет. Вертолеты кончились. Санитарный Ми-2 развалился, а Ми-8 опрокинулся на бок и горел. Горели раскиданные дюралевые обломки, горели пятна керосина, горели тела. Ни одно из них не двигалось.

– Сейчас баки взорвутся, наш Ми-8 совсем пустой! – сообразил я. – Слава, заводи машину!

Корефана не надо было долго упрашивать. Оценив обстановку, он сиганул через левый борт, рванул на себя дверцу и скрылся в кабине. Закрутился стартер, кузов вздрогнул от принявшегося движка. Армейская машина в самом деле заводилась от кнопки!

– Вадик, держись! – крикнул я, но Гольдберг и так лежал неподвижно, обессилев окончательно.

«Урал» покатил, набирая скорость, прямо на ворота. С КПП ударила очередь. Пули защелкали о кабину, о жесть бортов. Я пригнулся и трижды выстрелил в сторону будки. Грузовик разгонялся. Собровец бил короткими очередями по кабине, но Славу, видимо, не доставал. Из бокового окошка высунулся ствол «калаша». Не целясь, корефан прижал чересчур ретивого бойца. Я до кучи пару раз саданул из «Макарова» и бросился на пластины, потому что в этот момент передний бампер протаранил ворота.

Удар, треск. Мелькнули столбы запретки. Мы оказались за территорией старой биржи!

Приподнявшись на карачки, я добил остатки обоймы по будке. С КПП уже не стреляли, видимо, собровец плюнул на беглую машину и переключился на более насущные задачи.

Слава давил на газ. «Урал», подкидывая груз на колдобинах, мчался по лесной дороге. Я сменил обойму и сунул «Макаров» в карман.

– Как ты? – склонился я над Вадиком, держась за скамейку.

– Порядок, – пробормотал Гольдберг и улыбнулся бледными губами.

Глаз зацепился за странный предмет, перекатывающийся возле правого борта. Это был явно не кусок дюраля от погибшего вертолета, но его также закинуло сюда взрывом. Я дотянулся, взял в руки прилетевший ко мне артефакт. Он зачаровывал законченностью линий, в нем чувствовалась сила и хищная красота.

Это был Сучий нож.

* * *

Порядком отъехав от старой биржи, Слава остановился. Мы пересели в кабину. Вадик заметно воспрянул духом и уже не выглядел так бледно, как при побеге. Корефан, к моему облегчению, оказался невредим, а вот стекла пострадали изрядно. Боковые рассыпались в крошево, лобовое зияло пробоинами.

– Хорошо, я пригнуться успел, – хмыкнул Слава, кивнув на дыру напротив его головы. – Иначе б остались вы без шофера.

– Я вон его за баранку посажу, – осклабился Вадик, подражая Горбатому из «Места встречи».

Чем дальше мы оказывались от биржи, тем больше к нему возвращалось сил.

– Ага, – только и сказал Слава.

Понимая, что на убитой в хлам машине путь лежит до первого мента, мы ехали в Усть-Марью. Решение созрело после встречи с дохляком. Он вышел на дорогу, странно переступая тонкими, не гнущимися в коленях ногами. Казалось, его качало ветром. Одет он был в грязную нижнюю рубаху и кальсоны.

Чтобы не сбить бедолагу, Слава сбросил скорость.

– Дистрофик какой-то, – пробормотал Гольдберг.

– Зимогор,[17]– высказался Слава. – Че за чудо?

Я положил на колено пистолет и снял с предохранителя.

Зимогор отступил к обочине, но все равно пришлось остановить машину, чтобы на него не наехать. Он подошел к кабине с моей стороны, явно намереваясь о чем-то спросить. Одичалый мужик был бородатым, волосы на голове свалялись колтунами. Лицо было высохшим, почти черным.

– Здорово, братва, – прохрипел зимогор, с ходу вычислив, что мы не менты, а вольные урки. – Я в лесу заплутал. Где лагпункт второй?

– Нет уже второго лагпункта, – припомнил я карту старого Гольдберга. – Закрыли давно, после смерти Сталина.

– Смерти? – Лицо зимогора слегка дрогнуло одеревенелыми мышцами. – Это что ж… крякнул Усатый?

– Было такое в пятьдесят третьем году, – невозмутимо ответил я, подняв ствол «Макарова» почти вровень с окном. Дернись этот чудной прохожий открыть дверь, мгновенно схлопотал бы пулю в голову. Я его боялся. Мир вокруг нас стремительно менялся и реагировать на его перемены следовало так же стремительно.

– В пятьдесят третьем?

– Какой сейчас год, по-твоему?

– Сорок восьмой.

– Как ты в лесу оказался, помнишь?

– В лесу-то?.. – дохляк с видимым усилием напряг память. – На больничке я был… Не, не помню, должно, занесло как-то… На работы, должно, вывели…

– Все понятно, – сказал я. – Слава, поехали.

Корефан без лишних слов переключил передачу, и странный бродяга остался позади.