Мы против вас - Фредрик Бакман

Насилие – вещь самая простая и самая непонятная. Иные из нас готовы прибегнуть к ней ради власти, иные – только ради защиты, одни – ежедневно, другие – никогда. Но есть люди, не похожие на остальных: они дерутся словно бы без всякой цели. Возможно, они в большей степени животные, чем мы, все остальные, или, напротив, в большей степени люди; но спросите любого, кто смотрел в их потемневшие глаза, и вы поймете – мы принадлежим к разным биологическим видам. Никто не знает, почему они такие: то ли этим людям недостает чего-то, что есть у всех прочих, то ли наоборот. То ли в них что-то гаснет, когда они сжимают кулаки, то ли что-то загорается.

Почти любая битва уже выиграна или проиграна задолго до того, как началась: мозги и сердце вступают в драку прежде рук. И ты будешь бояться – не побоев, так поражения, не боли, так унижения или стыда. Если не того, что тебя изувечат, то того, что ты сам изувечишь другого. Вот почему появляется адреналин, биологический ответ тела: выпустить когти, опустить рога, взметнуть в воздух копыта, обнажить клыки.

А первый удар? Он ничего не решает, ничего не говорит о тебе. Все решает второй. Ударить один раз может кто угодно: в гневе, со страха, инстинктивно… Но ударить взрослого мужика в челюсть что есть сил – все равно что обрушить кулак на кирпичную стену, и, когда ты услышишь, как хрустит его кость или твои собственные пальцы, кое-что произойдет. Когда враг согнется и, пошатнувшись, отступит и ты увидишь страх в его глазах, когда он, может быть, даже протянет к тебе дрожащую руку, моля о пощаде… что ты сделаешь? Ударишь ли еще раз? В то же место, еще сильнее? Если да, то ты человек другого вида. Потому что большинство – не ударит.

А те, кто видел твой второй удар, больше с тобой ссориться не станут.

Теему и Беньи пошли первыми, плечом к плечу. Вокруг них сомкнулись тела. Тот, кто первым бросился на Беньи, похоже, хотел опрокинуть его – это плохое решение: хоть он и был выше, крупнее и тяжелее, но здесь это не имело значения. Нанося первый удар, Беньи свободной рукой придержал противника, не дав ему упасть, а потом ударил в то же место, еще сильнее.

Беньи ничего не почувствовал, когда разжал руку и голова противника глухо стукнулась о землю, словно ребенок уронил булочку на песок. Обычно Беньи ощущал прилив адреналина, иногда даже нечто вроде счастья. Но теперь что-то сломалось, он пересек черту.

Он замер на мгновение. Успел подумать – нельзя было этого делать. В лесу, в темноте, когда в руках оружие – нельзя. Кто-то приблизился к нему сзади с обрезком железной трубы в руках, размахнулся, метя в колени, и Беньи слишком поздно понял, что люди из Хеда, возможно, проиграют этот бой, но выиграют хоккейный матч.

Хочешь узнать человека – узнай, чего он больше всего боится.

Крик был таким, что Беньи услышал его прежде, чем почувствовал боль. Он ждал, что тело ослабнет, что колено прогнется под ударом. Успел подумать, что не сможет сыграть не только в матче с «Хедом», но и когда-либо вообще. За годы, проведенные в ледовом дворце, он не получил ни одной серьезной травмы, а теперь колено никогда не будет прежним, – без шансов. Он успел еще подумать: как странно, он совсем не испугался. Не пришел в смятение. Ему было все равно. Сколько лет тренировок, сколько часов? Ему было наплевать на хоккей. Беньи замер, задохнувшись от понимания того, насколько мало все это значит. Но он почему-то стоял прямо. Лишь через несколько секунд Беньи понял, что колено цело. Что обрезок трубы пролетел мимо.

Краем глаза он увидел, как мальчишка лет двенадцати, не больше, чем-то размахивает – суматошно и испуганно. Мужчина с обрезком трубы валялся на земле. Кричал он, а не Беньи. Мальчик держал в руках толстый сук. По щекам у него катились слезы.

Беньи узнал его. Лео Андерсон, младший брат Маи Андерсон. Кто-то врезал двенадцатилетнему мальчишке в ухо, он отступил назад, пошатнулся, и Беньи успел подумать – так нельзя. Он не обернулся, не нанес удар – он схватил мальчишку за руку и побежал. Вверх по склону, в лес, между деревьями. За спиной он слышал рев, он знал, что люди из Хеда станут на каждом углу рассказывать, как Беньи Ович удрал с поля боя. Струсил. Ему было все равно. Лео сначала упирался, но потом тоже побежал – прочь, в темноту.

В ту ночь Лео узнал Беньи. Узнал, в чем его главный страх. Беньи не боялся драки, не боялся быть избитым, даже смерти не боялся. Его приводило в ужас одно: обернуться, увидеть двенадцатилетнего мальчишку и почувствовать ответственность за него. Если ты за кого-то отвечаешь, ты больше не свободен.

Они бежали до самого Бьорнстада. Лео, еле дыша, остановился, лишь когда остановился Беньи. Болела нога – наверное, камень попал в кроссовку; опустив глаза, Лео увидел, что он вообще босой. Кроссовку он потерял во время драки и всю дорогу бежал босиком, но боль глушил адреналин. Пальцы ног кровоточили.

– Я Лео Андер…

Беньи дышал спокойно, словно не дрался, а дремал после обеда на пригретом солнцем подоконнике.

– Ты младший брат Маи Андерсон. Я знаю.

Голос Лео тут же изменился:

– Давай не читай мне нотации, что не надо было лезть в драку, потому что я…

Беньи вскинул ладонь:

– Ты ее младший брат. Уж у кого, как не у тебя, не считая ее самой, есть полное право хотеть кому-нибудь врезать.

Лео задышал медленнее, благодарно кивнул:

– Я не… я прятался в лесу, хотел только посмотреть, как будут драться… но ты не видел того, с трубой, а он хотел…

Беньи улыбнулся:

– Если он целился мне в голову – это не страшно, там нет ничего ценного. Но если он собирался выбить мне коленные чашечки… Спасибо. Ты ему отвесил в самый раз. Как ухо?

– Нормально…

Беньи похлопал Лео по плечу:

– Ты жесткий парень, Лео. Подрастешь – поймешь, что это и хорошо, и плохо.

Лео сплюнул и повторил слова, которые говорили курившие перед «Шкурой» мужчины; эти слова доставляли ему удовольствие:

– Пускай сосут, пидоры чертовы! Пускай сосут! Пидоры! Вильям Лит и его сраные дружки, и все сраные хедовские фанаты. Ненавижу их!

Беньи грустно моргал на каждом слове, но так, чтобы мальчик не заметил.

– Уже поздно. Тебе пора домой.

– Научишь меня драться, как ты? – с восхищением попросил Лео.

– Нет.

– Почему?

Беньи опустил голову, узел в животе затянулся натуго. Как же Лео боготворит искусство увечить других. Беньи не знал, кого за это ненавидит больше.

– В тебе этого нет, – тихо сказал он.

Лео не выдержал – сорвался, казалось, не только голос, но и все его существо:

– КЕВИН ИЗНАСИЛОВАЛ МОЮ СЕСТРУ! ЧТО Я ЗА ЧЕЛОВЕК, ЕСЛИ НЕ…

Беньи обнял его и прошептал на ухо:

– У меня тоже есть сестры, и, если бы кто-нибудь сделал с кем-нибудь из них то, что Кевин сделал с Маей, я бы тоже его возненавидел.