НеТемный 3 - Александр Изотов

Эх, она успела одеться…

— Ты⁈ — за секунду на лице Дочери Луны отразилась целая гамма чувств.

Страх, гнев, веселье… И любовь, кажется. Зацепил-таки её ледяное сердце горячий бросский парень.

Эх, она всё же успела одеться.

Я мысленно призвал Тьму, резко согреваясь. Но тут всё вокруг нас сотряслось, и низкий потолок над нами тоже стал трескаться.

— Пещера рушится! — крикнула Агата, вдруг прижавшись ко мне.

Я хотел ей сказать, что она вестница очевидности, но в этот момент в узкий проход хлынула волна, снесла нас с ног, и мы оказались под водой. Я успел обнять колдунью, прижимая к себе.

Если течением нас долбанёт о какую-нибудь острую скалу, тут ничего не спасёт… Словно в ответ на мои опасения глаза Агаты в тёмной воде засветились синим цветом, и тут же нас обоих сковала ледяная глыба. Да что ж за холодина-то такая!

Глава 32

Магия холода имеет одно нехорошее свойство — она замедляет мысли, делает их тягучими, уходящими в вечность. Если сильный маг холода прочитал замораживающее заклинание, то его жертва успеет подумать: «Вот же смердящий…» — и последнее слово «свет» будет тянуться до того момента, пока беднягу не разморозят.

Поэтому всегда важно успеть спрятать разум. Тело без разума — бесполезные несколько десятков килограмм мяса и костей.

Хороший Тёмный Жрец, к слову… кхм… хороший и тёмный… что за ересь такая получается? Наверное, во всей огромной Вселенной с её множеством миров-ветвей я сейчас единственный хороший Тёмный.

В общем, когда я был Десятым, в случае атаки я бы успел целиком спрятаться во Тьме. И телом, и разумом. А потом вынырнуть за спиной недоразвитого мага холода, чтобы вырвать руками его медленно трепещущее сердце.

Теперь же, когда меня заморозили, я непроизвольно успел лишь призвать Тьму… Этот призыв растянулся в вечность, но бросская кровь всё же среагировала, постепенно отогреваясь.

Мне мерещилась Морката, которая напоминала, что мой дом — Север. И что пора уже вернуться к обязанностям Хморока, северного бога смерти и мрака.

Тоже мне, бог смерти, который не может убивать…

«Но ты можешь судить», — было мне ответом. Её зрачки, как луны, так и смотрели на меня сквозь ночную снежную метель.

Мне мерещился я… Хморок.

В массивных чёрных доспехах, верхом на Сумраке. Огромный цербер подо мной рычит, и свистящая метель отзывается эхом на этот рык.

Я смотрю из глаз бога тьмы, и в то же время вижу его со стороны. Два длинных витиеватых рога на моих наплечниках увешаны черепами разных существ. Сам я в шлеме, который словно горит Тьмой.

Даже замороженным разумом я удивился, разглядывая шлейф чёрного огня, который тянется от моей головы. Металл, в который закована сама Тьма… Я читал об этом в трактатах, но в моём мире не было кузнецов, способных на такое.

В сочленениях доспеха виднеется раскалённое нутро бога, откуда вырываются языки пламени и потихоньку чадит дым. У Хморока бросская кровь?

Я хочу размышлять о том, как же так получилось, что кровь бога тьмы сжигает эту самую Тьму. Но мысли заледенели, и мне остаётся только наблюдать.

В руке у меня Губитель. Огромное лезвие секиры тоже пылает Тьмой, и ярко поблёскивают два драгоценных камня по бокам стального обуха — сияющий белый и кромешно чёрный. Горят красные руны на топорище.

Метель слегка расступается, и я вижу далеко впереди силуэт дерева. Даже не так — Дерева с большой буквы, чья тень уходит ветвями в небеса. Чуть отведёшь взгляд, и можно увидеть мерцание листьев. Их так много, сколько миров во Вселенной.

Вот загорается яркая звезда в кроне Вечного Древа… и падает вниз. Рядом со звёздочкой мечутся силуэты, и моё сердце сжимается от предчувствия беды.

«То, что там происходит, неправильно. Мой брат ошибается, и его желание Вечного Дня так же губительно для мира, как моё желание Вечной Ночи.»

Эта мысль ударилась мне в голову так сильно, что я закричал. Ещё бы чуть-чуть, и мой череп бы разорвало.

Сквозь боль я вижу, что Хморок приказал церберу двигаться, и исчез в метели. А я остался тут…

Метель скрыла Вечное Древо, но два лунных зрачка Моркаты так и остались в небе. Зачем она мне это показала? Что я должен был понять?

Этими вопросами я задавался, почему-то уже ощущая себя лежащим на снегу. Морката вдруг слетела вниз, проявившись посреди метели изящным женским силуэтом, и легла рядом. Положив мне голову на плечо, она стала рисовать что-то пальцем на моей груди. Палец у неё, кстати, был ледяной.

— К сожалению, муж мой, память всегда приносит боль, — послышался её голос, она засмеялась, — Я попыталась как-то сразу вернуть тебе память. То есть, не тебе, а твоему прошлому предшественнику.

У меня был вопрос, но я не мог разлепить губы. Замёрз, словно кусок льда… Да ну смердящий свет, это уже начинает надоедать!

Ярость придала мне сил.

Бросс не может валяться вот так посреди метели беспомощным. Сама мысль о беспомощности злит его, и бросс предпочтёт просто погибнуть в драке, чем лежать и не иметь возможности двинуться.

Больше Тьмы. И больше огня!

— И что… с ним стало? — просипел я.

Морката подняла голову. Я пытался рассмотреть её лицо, но будто посмотрел в ночь… Её развевающиеся волосы были снежной метелью, а глаза — две удивлённые луны на небе.

— Ты можешь говорить? — удивилась она.

— А не должен⁈ — ещё увереннее рявкнул я.

Морката улыбнулась, и под лунами появилось созвездие.

Моё сердце ёкнуло… Кажется, именно это и привлекло меня в ней тогда, в глубокой древности. Я увидел, как прекрасна снежная лунная ночь, и сразу влюбился в Моркату.

— Твоего предшественника разорвало на молекулы.

— Молекулы… — повторил я едва знакомое слово. Губам варвара было непривычно его произносить, и, кажется, оно из другого мира. — Что с ним стало?

— Его кровь, наверное, до сих пор выпадает со снегом под Хладоградом, — сказала богиня луны и холода, — Я не удержалась, решила рискнуть. Меня злит сила Яриуса, его наглость… Паладины хозяйничают на севере, как у себя дома. Я хотела быстрее тебя вернуть. Возвращайся, Хморок!

— Я вернусь, — кивнул я.

Эти слова были чем-то большим, чем просто обещание. Я почувствовал, что словно отдал приказ самому себе.

Я — Хморок. Какого хрена⁈ Ведь я точно помню, что я — Всеволод, десятый