Наваждение. Книга 2. Верность и предательство - Мария Геррер

Ну, что ж, пожалуй, он прав. Не стоит смотреть, как на опытного охотника кричит его ученица. А ругаться она будет сильно. Это будет фон Бергу однозначно неприятно и не придаст веса его авторитету. Хотя он и отъявленный негодяй, но стоит пощадить его самолюбие. Екатерина милостиво позволила Егору выйти из гостиной.

– Но не уходи далеко, ты мне еще понадобишься! – тоном, не терпящим возражений, потребовала она. – С тобой я поговорю позже и надеюсь, получу вразумительные объяснения.

Егор покорно кивнул, вышел и плотно закрыл за собой высокие двустворчатые двери. В комнате снова повисла напряженная тишина. Это было затишье перед бурей, которая должна вот-вот разразиться. Тучи сгущались над головой Генриха. Екатерина не могла смириться с его вероломством.

Шум улицы приглушали крепко запертые окна. В комнате было душно и пахло пылью. Призрачные тени от каштана легкими бликами пробегали по потолку, и по стенам соскальзывали на пол. В этом ощущалось что-то мистическое, загадочное, завораживающее.

Екатерина продолжала смотреть на Генриха. Он осунулся и выглядел усталым. Они не виделись больше месяца. А что за это время пережил он? Наверняка ему тоже было несладко. Конечно же, он не чудовище. И, тем не менее, он предал свою ученицу. Предал жестоко, вероломно.

Фон Берг подошел к окну и открыл его. Свежий воздух наполнил помещение. Крики разносчиков и звонкий цокот копыт о мостовую ворвались в комнату. Тонкая шелковая штора взметнулась к потолку. Ветерок зазвенел подвесками хрустальной люстры. Барон подошел к часам и завел их. Жизнь потихоньку возвращалась в комнату. Екатерина следила за ним взглядом и молчала. Ее обуревали противоречивые мысли.

Генрих сел в кресло рядом с Екатериной.

– Не молчите, – попросил он. – Вы же хотели поговорить со мной. Спрашивайте. Я готов отвечать.

– А я теперь не готова продолжать разговор. Не хочу и не могу говорить с вами. Но вы правы, надо поставить все точки над и. Что ж, продолжим… – Екатерина сердито вздохнула. – Итак, вернемся к началу. Вы решили, что я легче перенесу вашу гибель, если буду на вас обижена. Или разгневана? Или рассержена? Что я должна была испытывать? Да неважно, главное, я должна была вас разлюбить. Так просто – полюбила, разлюбила. Отлично. Хорошо же вы обо мне думаете! Но легче мне не стало.

– Я был не прав, это и правда глупо.

– Всего лишь глупо? – Екатерина вскинула брови. Она говорила спокойно, но это спокойствие было обманчивым. – Мои чувства не особо вас беспокоили, не так ли? Ну что особенного, если девушка будет ревновать? Время лечит, и все в таком духе. Вы даже пытались меня убедить, что я еще встречу достойного человека и буду счастлива с другим. Помните?

– Помню.

– До сих пор этого хотите? – язвительно поинтересовалась она.

– Нет, не хочу. И да, я поступил как последний негодяй.

– Ну что вы! Все правильно. Ваш план был поистине великолепен. Но не сработал… Я вас не разлюбила. Да, я не боюсь признаться в этом! Но что вам до этого? Очередная влюбленная дурочка! У вас таких много было.

– Нет, это не так! Вы же знаете. Я никогда так не думал…

Екатерина не дала ему говорить:

– Молчите и не перебивайте! Вы были уверены, что я легко с этим справлюсь! Забуду вас и удачно выйду замуж.

– Я даже думать об этом боялся.

Она смерила его сердитым взглядом:

– Замолчите, предатель! Вы не имеете права оправдываться!

Генрих склонил голову. А что ему еще оставалось? Да, он предатель!

– А потом вы решили меня защитить от Полины, инсценировав свою смерть. Ничего, что я не могла жить дальше, неважно, что я хотела умереть. Зато я была в безопасности. Так?

– Прошу вас… – Генрих говорил тихо. – Да, я подлец. Но Братству надо было защитить город от Полины и ее адепток. Мы не могли рисковать. Вы могли своим поведением невольно выдать мою тайну, и тогда Полину было бы уже не остановить. Я надеялся, что позже вы сможете понять мое решение.

– Я поняла. Да, это было необходимо для всеобщего блага. Но неужели нельзя было поставить меня в известность. Хоть намекнуть! Дать какой-то знак! Вы можете представить, что я пережила за это время? – голос девушки начал срываться, и она замолчала.

– Я знаю, что вы пережили из-за меня. Не буду говорить о себе, но поверьте, мне было нелегко. Я знал, что вы не простите мое предательство…

Екатерина предостерегающе подняла руку:

– О ваших переживаниях и терзаниях я не хочу слушать. Даже не пытайтесь говорить об этом!

– Понимаю вас. Я много раз хотел вам открыться. Но каждый раз останавливал себя. Этого нельзя было делать.

– Конечно, нельзя. Это могло нарушить ваш гениальный план. А я могла потерпеть некоторое время. Ну, помучилась бы немного! Что в этом такого?

– Я не смею просить у вас в очередной раз прощения, – Генрих поднялся и прошелся по комнате.

Что он теперь чувствует? Вину перед Екатериной? Боль? Горечь? Но это все равно не то, через что по его желанию прошла она.

– Кто знал о вашем плане? Разумеется, Магистр. Он его одобрил. Егор?

– Да.

– Егор принес мне известие о вашей гибели. И он так заботился обо мне, утешал. А ведь всего одно его слово могло вернуть меня к жизни. Такой же негодяй, как и вы!

– Нет, не осуждайте его. Он дал слово. И не мог нарушить его.

– Мужская солидарность! Он не виноват, за все в ответе я! Надо же, какое благородство! Только почему это благородство вы не проявили по отношению ко мне? Ни вы, ни Егор. Моими чувствами можно играть? – она порывисто поднялась с дивана и подошла к окну.

Деревья уже начали желтеть. Осень вступала в свои права. В комнате стало свежо. Или это просто озноб от волнения? Екатерина закрыла окно и забралась на подоконник с ногами. Девушка обняла колени, ей было холодно. Она пытливо посмотрела на Генриха.

– Ваш отец тоже знал, да? Поэтому он так стойко держался. Конечно, ему все было известно. И он так натурально переживал за меня. Почему все мне лгали? Все!

– У отца слабое сердце. Он бы не пережил. Я должен был посвятить его в план. В общих чертах, разумеется. Отец не знает всего.

– У Александра Львовича слабое сердце, – задумчиво повторила она. – Да, я знаю об этом. А у меня сердца нет. И никогда не было. Или оно пустое и не может болеть? Поэтому можно им играть.

– Перестаньте, не надо. Вы же знаете, что все это не так. Не терзайте себя. И меня…

– Главное, конечно, вас! Нет, все хорошо! Я счастлива, что вы живы. Это правда. Но, кроме того, я безумно зла, – девушка метнула горящий взгляд на Генриха. – И я вас ненавижу! В этом можете не сомневаться! Кто еще знал?

– Доктор Никитин.

– Разумеется. Старый лицемер! – девушка резко выпрямилась. – А я поверила ему. Он был так заботлив.