Легион Видесса - Гарри Тертлдав

Гуделин, все еще очень неуклюжий в степных одеждах, стряхнул с рукава сухую травинку.

— Как будто дойти до этой реки не было для нас достаточно суровым испытанием… Как же нам перебраться на тот берег? — вопросил бюрократ, обращаясь ко всем и ни к кому в отдельности.

Хороший вопрос, подумал грек. Ближайший брод находился в двухстах пятидесяти километрах к северу. Чтобы построить мост через Шаум, нужно вмешательство богов. Что до кораблей — кто умеет их строить в степи, где почти не встречаются деревья?..

Скилицез оскалил зубы в нехорошей улыбке.

— Пикридий, ты хорошо плаваешь?

— На такое расстояние? Не хуже тебя, клянусь Фосом.

— Лошади плавают лучше, чем вы оба, — заявил Ариг. — Пошли.

Он подвел лошадей к берегу Шаума, соскочил на землю и разделся почти догола, затем прыгнул обратно в седло. Остальные последовали его примеру.

Ариг сказал:

— Направляйте свою лошадь в воду, пока она не начнет плыть. Затем соскользните с нее и крепко держитесь за шею. Я пойду последним. Псой, держи мою лошадь и свою тоже. Я возьму еще одну. Хочу убедиться, что ни одна не останется на берегу.

Аршаум обнажил саблю и проверил остроту лезвия ногтем.

Горгид взял с собой пропитанный маслом кожаный мешок, в котором хранил драгоценную рукопись. Уловив взгляд аршаума, грек пояснил:

— Я буду держаться одной рукой — книга должна оставаться сухой.

Кочевник только пожал плечами. Если грек хочет рисковать жизнью из-за каких-то каракулей на пергаменте — что ж, его личное дело.

Оглядев толстого Гуделина, Ланкин Скилицез сказал:

— Ты будешь держаться на плаву лучше, чем я.

Гуделин только фыркнул.

Горгид дернул поводья, направляя лошадь к реке. Она попыталась увернуться, когда поняла, чего добивается всадник, но он ударил ее по бокам пятками, и лошадь вошла в воду. Оказавшись в реке, она дернула головой и недовольно посмотрела на всадника. Затем, как купальщик, пробующий воду ногой, неуверенно пошла вперед. Снова запнулась.

— Итхи! — крикнул грек на своем языке. — Вперед!

Он еще раз ударил ее пятками. Лошадь наконец поплыла. Она испуганно фыркнула, когда копыта перестали касаться дна, но тут же начала сильно загребать. Противоположный берег, видный с поверхности воды, казался невероятно далеким.

Прянул запасной конь, когда Ариг погнал его в воду, кольнув саблей. Дико заржала лошадь, прыгая в воду и утаскивая за собой остальных, привязанных к ней.

Течение Шаума оказалось не таким сильным, как ожидал Горгид. Оно относило плывущих немного на юг, делая переправу дольше, но в целом не слишком мешало. Вода была холодной и очень прозрачной. Горгид видел на дне реки камни и водоросли.

На середине переправы он заметил большую серую рыбу с коричневыми полосками на спине. Она рылась на дне. Размеры рыбы вызвали у грека нешуточную тревогу: она была поболе лошади.

— Акула! — крикнул Горгид.

— В Шауме нет акул, — заверил его Скилицез. — Они называют ее “мурзалин”, а видессианское название — “сиркат”.

— Мне плевать, как ее называют. — Грек был не столько удивлен, сколько испуган. — Она кусается?

— У нее даже нет зубов. Только сетка для ловли рачков и червей.

— Засоленная икра сирката — редкостный деликатес, — вставил Гуделин тоном гурмана.

— Да и мясо недурно, если хорошенько прокоптить, — добавил Превалий, сын Хараваша. — А из ее плавательного пузыря мы делаем… Как вы это называете, когда свет проходит насквозь?

— Прозрачный, — сказал Гуделин.

— Благодарю, господин. Мы делаем прозрачные окна для шатров.

— А если бы она умела петь, то, я полагаю, вы и это пустили бы в дело, — мрачно сказал грек. Страшная на вид рыба все еще казалась ему опасной.

Превалий отнесся к реплике Горгида с неожиданной серьезностью.

— В степи приходится использовать все. У нас тут слишком мало вещей, чтобы выбрасывать их, не взяв от них всего.

Горгид только хмыкнул, не отводя глаз от сирката, мурзалина или как там это называют. Но рыбина, не обращая на плывущих никакого внимания, продолжала копаться в песке. Через несколько минут она совсем исчезла из вида.

Западный берег приближался. Руки Горгида устали — он постоянно держал мешок с рукописью над поверхностью воды. Время от времени он перекладывал мешок из левой руки в правую, но это не слишком помогало. В конце концов он выпустил шею лошади. До берега оставалось еще метров тридцать. Горгид старался держаться на плаву и, к своей радости, неожиданно почувствовал под ногами дно. Степная лошадка была слишком маленькой, чтобы достать до дна копытами. Теперь настал черед всадника помочь лошади.

Вздохнув с облегчением, грек вывел свою лошадку на берег Шаумкиила. Степь простиралась перед ним — точно такая же, как Пардрайя, оставшаяся на востоке.

С шумным плеском на берег в нескольких метрах от Горгида вышел Скилицез. Горгид тут же полез в свой драгоценный мешок и достал табличку.

— Как правильно пишется “мурзалин”? Скажи мне, пожалуйста, по буквам, — попросил грек.

Скилицез посмотрел на него как на слабоумного, но все же терпеливо разъяснил.

* * *

В развевающихся белых одеждах, широкими шагами Авшар метался по шатру, точно загнанная в клетку пантера. Громадный рост колдуна и размашистые движения делали шатер маленьким, тесным, неудобным, будто предназначенным для народа карликов. Колдун пнул ногой подушку, которая полетела в стену, отскочила и упала, сбив небольшую картинку с изображением сурового воина в черных доспехах, бросающего в своих врагов три острых молнии.

Авшар резко повернулся к Варатешу:

— Бездельник! Пес! Безмозглый червь! Кусок дерьма! Мало вырезать твое сердце, после того, что ты сделал!

В шатре они были наедине. Авшар хорошо знал, что нельзя унижать вождя перед его бандитами.

Гнев колдуна жег огнем, его слова были как плеть. Варатеш наклонил голову. Больше всего на свете он хотел бы заслужить похвалу этого человека. И потому вытерпел оскорбления, за которые любой другой давно поплатился бы жизнью.

Но изгой не считал себя рабом и потому счел возможным сказать в свою защиту:

— Я — не единственный, кто совершил в этом деле ошибку. Ты послал меня не за тем человеком. Он…

Авшар резко ударил его железной рукавицей. Удар был так силен, что Варатеш полетел лицом в пыль.

Вождь-изгой поднялся. Лицо его было окровавлено, голова гудела. Рука скользнула за пояс, к ножу. Он любил и Кодомана, но Кодоман тоже первым нанес удар…

— Кто ты такой, чтобы так обращаться со мной? — прошептал Варатеш. Слезы жгли ему глаза.