Азовский гамбит - Иван Оченков

– Я смотрю, ты за всех тут все решил? – не унимался Сулим. – Что же это такое, браты! Мы с одной неволи вышли, а тут новые паны завелись!

– Ну ты посмотри, как его разобрало, – с досадой покачал головой Лунь. – Ей-ей, нарвется человек лбом на кадушку!

– Не я, – веско возразил Сулиму Родилов, – а круг казачий. А коли все так решили, то и быть по сему!

– Верно! – поддержали его казаки.

– Тогда решайте, станичники, что с Сулимом делать станем.

– Да ладно вам, браты! – юлой выскочил вперед Митька и попытался успокоить товарищей. – Али вы не знаете, каков Черняк? Ну ляпнул человек по пьяни, так что с того? Казак-то он добрый, односум мой. Не раз с ним в походы дальние хаживали…

– Каков он казак, мы все ведаем, – махнул рукой Епифан, не желая продолжать ссору. – Если пьяный, то проспится…

– Сам проспись! – грубо возразил ему Сулим. – А я сегодня не пил, а потому в своем разуме. И говорю вам, что Азов от султанского войска оборонять – глупость! И я тут голову складывать не намерен, да и казакам своим не позволю.

– Ты что творишь, дурень? – последний раз попытался исправить ситуацию Лунь, но Черняка уже несло.

– Тебя-то кто спрашивал? – прошипел он заступнику в лицо. – Иди на завалинку кости греть, черт плешивый!

– Ах ты, собака! – изумились казаки. – Бей его!

– Смерть изменнику!

Казаки всегда были скоры на расправу, тем более что обескураженные поведением своего атамана простые запорожцы не стали за него заступаться. Так что не прошло и минуты, как Черняка схватили и поволокли к Дону. Тот в последний момент, видимо, сообразил, что наговорил лишнего, и пытался что-то кричать и брыкаться, но было поздно.

Разозленные его сопротивлением казаки накидали в большой мешок камней, затем сунули туда же Сулима и, отплыв на струге на стрежень реки, скинули в светлые и быстрые воды. И ни одна живая душа не пожалела о непутевой голове, разве что старый товарищ тряхнул с досадой седым чубом и сказал:

– Дурень!

На том и закончился войсковой круг, восстановив единство среди казаков накануне тяжелой осады.

Как ни готовились, как ни ждали прихода турок, а они нагрянули неожиданно. Сначала перед Азовом появился османский флот. Почти два десятка больших галер, именуемых каторгами, и полсотни кораблей поменьше: фелюг и прочих, о точном названии которых казаки даже не задумывались. Правда, входить в устье османы не спешили, очевидно опасаясь мелководья.

Почти одновременно с севера к Дону подошли татарские разъезды и попытались обстрелять из луков местных рыбаков. Впрочем, те, не дожидаясь, пока их перестреляют, а побросав снасти, кинулись к лодкам и поспешили уйти на противоположный берег.

Получив весть о появления неприятеля, Панин не стал облачаться в доспехи, решив, что сегодня до драки вряд ли дойдет, а потому надобности в крепкой, немецкой работе, кирасе и шлеме может и не случиться. Перекинув через плечо перевязь со шпагой и заткнув за пояс пару пистолетов, он хотел было уже идти, но наткнулся глазами на подаренный когда-то отцом саадак[53].

Еще в юности он слыл одним из лучших конных лучников во всем Государевом полку, умея на всем скаку поразить мишень на шесте или птицу в полете. Да и потом во время многочисленных походов умение метко стрелять, не выдавая себя ружейным грохотом, не раз ему пригождалось, а потому, отправляясь в Азов, Федор не забыл прихватить с собой подарок покойного родителя.

Повинуясь внезапно нахлынувшему предчувствию, он закинул за спину тулу со стрелами и налучье и вышел во двор, где его ожидали сотники.

– Что скажешь, господин полковник? – спросил самый старший из них, седоусый Митрофан Позднеев. – На стены пойдем, али на вылазку нас отправишь?

– Приказываю всем вооружиться и быть в готовности, – отозвался Панин. – Куда бы ни пришлось, наше дело военное. Проверьте, чтобы пороху и пуль было вдосталь да фитили не отсырели. Ну и сами знаете, что еще!

– Как повелишь, – кивнул старый служака.

– Тогда с Богом!

Родилова Федор нашел на стене рядом с одной из угловых башен. Епифан стоял в окружении казачьей старшины и напряженно вглядывался в водную гладь, на которой чернели османские каторги.

– Вот и полковой голова пожаловал, – ухмыльнулся Мишка Татаринов. – Теперь точно сдюжим!

– Тише ты, балаболка, – беззлобно ругнулся на него войсковой атаман, после чего обернулся к Федору и уважительно показал ему место рядом с собой. – Проходи, господин полковник, покумекаем вместе, что делать.

– Благодарствую, – не стал чиниться тот и, потеснив немного старшину, встал рядом с Родиловым. – Много ли супротивников прибыло?

– А бес их знает, – пожал плечами Епифан, – как выгрузятся, так и поглядим.

– Стало быть, надо разведать, – логично, как ему казалось, заметил Панин. – Может, ногайцев в поиск снарядить?

– Если ты про посланцев от мурз, – ухмыльнулся Мишка, – то поздно. Их уж и след простыл!

– Как это?

– Да вот так. Будто сквозь землю провалились, вчера были и они, и шатры их, а сегодня только следы от кострищ.

– Плохо, – нахмурился Панин. – Эдак ведь они татарам все про наши укрепления расскажут!

– Ты, господин полковник, – вмешался атаман, – нас уж совсем за дурачков не держи! Ногайцев никто внутрь крепости не пускал, чтобы те что-то разнюхать могли. Да и не до того им теперь. Если крымчаки дознаются, что они с нами переведывались, никому из них головы не сносить. Так что скачут посланцы сейчас быстрее ветра куда-нибудь отсель подальше.

– Тогда надо гонцов к государю послать.

– А вот это дело! – одобрительно кивнул Родилов. – И не только в Москву для государя, но и братам нашим в Запорожье и на Волгу. Пусть снаряжаются в поход и на помощь идут. Ты бы тоже отписку приготовил. Я чаю, если она от полковника будет, ее царю быстрее покажут?

– Напишу, – согласно кивнул Федор и, достав из-за пазухи подзорную трубку, принялся рассматривать турецкие галеры.

– Это что за чудо такое? – удивился любопытный Мишка.

– На, посмотри, – не стал жадничать Панин и дал побратиму посмотреть на приготовления врага.

– Ишь ты! – восхитился тот. – Хоть и мутно, а все равно рассмотреть можно! Глянь-ка, не иначе сам султан на каторге стоит. Вон какой пузатый и с бородищей лопатой.

– Вряд ли, – покачал головой приятель. – Султан Осман летами молод, телом сух и бороды отпустить не успел.

– А ты его где видал? – округлил глаза Татаринов.

– Видать не видал, а слышать от знающих людей приходилось.