Мемуары двоечника - Михаил Ширвиндт

Ну, мы и засели. И что удивительно, вопреки всем рыбацким законам (день, жара, волны явно не способствовали хорошему улову), мы умудрились наловить довольно много рыбешек. Конечно, не таких, как главный рыбак, но все же. Видно, уж очень велико было желание не расстроить папу-деда, да и по шее не получить!

Улов, чтобы скрыть улики, мы быстро переработали: почистили и нарезали, а вечером пожарили на гриле.

— Что-то маловато рыбы, я вроде больше наловил, — ворчал папа.

— А мы на завтра, на уху оставили, — врали дети.

И обошлось! Только сейчас, читая эти строки, папа узнает о той трагической истории: о коварстве и любви, о добре и зле… где все же добро (шведская водка и жареная рыбка) победило зло (колчеруких детей-внуков, обманувших удачливого рыболова).

Возвращаясь к «семейному столику», который трехлетняя Саша сделала символом нашего дома, наряду с папиным «сервируй», я теперь понимаю, что это и есть те самые (не люблю это слово, но в данном случае точнее не скажешь) СКРЕПЫ, на которых держится наш маленький мир. И вот, чтобы крепче скрепить эти скрепы, мы мчимся каждый год на Валдай, в дом отдыха на берегу озера Ужин, где уже много лет папа с мамой проводят отпуск-рыбалку. Валдай для папы — место идеальное во всех отношениях. Во-первых, путь от крыльца до озера занимает 46 секунд медленным шагом или полторы секунды для собаки, которой бросили в воду мяч. Во-вторых, место это располагается в пятистах километрах от Москвы, а это значит, что ни враг, ни друг в такую даль не прорвется.

Интересно, что папа, организовавший и проведший бесчисленное количество юбилеев своих друзей, свои «даты» очень тщательно скрывает. Поэтому и забирается в такую даль каждый год 19 июля. И все же некоторые отчаянные головы пробиваются сквозь время и расстояние. Директор Театра сатиры Мамед Агаев, Леня Ярмольник, Федя Добронравов, Лена Подкаминская и кое-кто еще приезжали «в глушь» поздравить папу с днем рождения.

Мы с детьми тоже из года в год появляемся «сюрпризами».

Ритуал незыблем. Каждый из нас звонит поздравить папу-деда с днем рождения и на вопрос: «Ты где?» — врет что-нибудь органичное: «Еще сплю», «На работе», «У меня съемки» и т. д. А сами уже проезжаем Великие Луки. Папа делает вид, что верит, мы — что верим, что он верит, и через пару часов:

— Ага!!! Урррра! Ух ты!!!

Крепим скрепы мы и в Москве. Созваниваемся с детьми:

— Надо бы повидаться. Может, сходим куда-нибудь? Например, в мое кафе?

— Ну, можно, — вяло соглашаются дети: — А может, к Шуре с Татой? (Так все друзья и внуки зовут моих родителей).

— Тогда сами звоните, а то могут и послать… (Идея пойти в гости возникает обычно за полтора часа до самого похода.)

И вот мы, большой толпой, с собаками, вваливаемся к ним на Котельники.

Многолетний нелегкий опыт жизни с моим папой делает свое дело.

«Семейный столик» «сервирован». Разнообразные салаты, три вида супов и два горячих приготовила мама за эти полтора часа. И начинается смазка, а точнее, обмывка скреп.

Валдайские будни

Несколько лет назад папа решил, что нашей большой семье стало трудно развернуться на древней даче, и начертил проект домика, где они с мамой будут коротать дни в уединении. Сам начертил! Видимо, пара архитектурных генов русской половины семьи каким-то воздушно-капельным путем передались и ему. Проект очень стильный. Китайцы назвали бы его «техника дрожащей руки», японцы — «аист лапой».

Однако идея зодчего состояла не в том, чтобы точно начертить условные линии, а чтобы передать суть задачи. А суть такова: маленький прямоугольник (П) — это существующая банька. От нее отходит некое помещение, назовем его коридор (К), который вливается в цирковую арену — гостиную (А). И ведь это не просто проект — это генеральный план! Чертеж не ограничивается пространством здания, он вырывается за его пределы и конструирует картину окружающего ландшафта. От дома отходит живописная Г-образная аллея (Г), которая упирается, как баран, в новые ворота (В).

И что самое удивительное, моя мама построила дом по этому плану!

Скрепы

Правда она добавила пару спален, кухню и балкон (творец не счел эти мелочи заслуживающими внимания, ведь главное — попарился в бане и сесть в круглом зале за круглый стол), но в остальном все, включая ворота, соответствует замыслу «архитектора».

Как видите, сама идея проекта не подразумевает «одинокое коротание». Если ты хочешь уединения, то зачем тебе «цирковая арена» без спальни? Ну и все! Семья моментально переползла из старинной дачи в «сторожку» при бане, потому что именно там всегда «сервировано», именно там стоит «семейный столик»… И вот мы сидим, едим, выпиваем, подшучиваем друг над другом, а потом собираем посуду в корзины и несем через весь участок в большой дом, где стоит посудомоечная машина.

И вот иду я по дорожкам, где ходил в поход, где наступил на цыпленка, где первый раз сел на велосипед, где залез в свою первую конуру… несу грязную посуду и думаю: «Вот я, человек ненавидящий всякий пафос, неприемлющий псевдосентиментальность, иду с корзиной в старый дом и тихо радуюсь. Больше того, даже мило умиляюсь. (Фу, какая гадость!) Откуда это? Где сарказм? Где наша фирменная семейная ирония?»

И вдруг понимаю: — ДАЧА! Вот она, точка опоры, центр всеобщего притяжения… Вот она, как и ироническое отношение к жизни, ненадуманная семейная традиция.

На этой даче познакомились мои родители, здесь родился и я. А теперь мои дети и внуки с радостью сюда приезжают. И пока эта тропинка вьется, пока еще скрипят старые скрепы — значит, все будет хорошо, все будут счастливы, а семейный столик всегда сервирован.

— Эй! Кто-нибудь видел таблетки для посудомоечной машины?