Врангель. Последний главком - Сергей Карпенко

Врангель слушал, не перебивал и доброжелательно улыбался. С наслаждением вдыхал бодрящий аромат сена, зерна и ремней. Ничуть не устал и чувствовал себя всё лучше.

И чем дольше слушал он Безладнова, тем доброжелательнее становились его улыбка и тон. Уже и по имени стал звать временно командующего полком... Но глаза всё чаще прятались за узким прищуром, и взгляд всё реже задерживался на порозовевшем от возбуждения лице подъесаула, соскальзывая на алый погон с чёрного цвета звёздочками, вензелем «К» и выпушкой...

Гаркуша, успевая и ловить каждое движение Врангеля — не даст ли какой знак, — и покуривать украдкой, и поглядывать завистливо на серебряный аксельбант, украшающий грудь полкового адъютанта, держался в отдалении. Слова удавалось расслышать одно через дюжину, а вот тон разговора улавливал хорошо. Ещё лучше — настроение своего начальника. Приноровился уже... С виду — казачья прямота Безладнова люба ему, но в серёдке, как пар в натопленной бане, копится недовольство...

А ещё разбирало Гаркушу любопытство: не потребует ли его превосходительство к себе того желторотого наглеца-сотника, что наскочил на него, точно жеребец, сдуревший под обстрелом, когда атака Корниловского полка захлестнулась? На другой день после неудачного рейда на Курганную прибыл с докладом полковник Науменко, и за завтраком его превосходительство рассказывал об этой выходке и сам же хохотал от души. А потом принялся выспрашивать: кто это был такой смелый офицер, что наладил его с передовой? Долго Науменко отнекивался, вроде как мужик перед станичным атаманом, да чего уж тут отнекиваться, когда полгода корниловцами командовал и должен отлично знать всех офицеров и в лицо, и по фамилиям... Кончилось тем, что его превосходительство велел-таки бригадному командиру узнать фамилию сотника. Шутейно велел, но пообещал всерьёз, что тому ничего за дерзость не будет... И вот так же всё прищуривался. То на оладьи, то на кувшин с молоком...

В длинном сарае с широкими дверями, растворенными нараспашку и чуть покосившимися, стояли ровным рядом линейки с «максимами» и «гочкисами».

— Зато у вас изобилие пулемётов... — одобрительно заметил Врангель.

— Уж сколько есть, ваше превосходительство... — В голосе Безладнова затрубила гордость. Подвоха он не учуял.

— А не уступите другим полкам? — Врангель принялся считать в уме пулемёты: ...семь, восемь, девять... — Хотя бы парочку...

— Как так уступить? — изумлённо воззрился на него снизу вверх Безладнов. И, не перехватив ещё взгляда, мотнул головой. — Ну нет!

— Да ведь у линейцев или, к примеру, запорожцев пулемётные команды — одно название. А противник у всех одинаковый. Как ни крути, Владимир, а братьев казаков надо выручать...

— Вот в бою мы их и выручим. А отдать — не-е... — и Безладнов ещё раз мотнул головой. Вышло много резче и решительнее.

Сохраняя доброжелательную улыбку, Врангель принялся его уговаривать. Даже приобнял за талию, туго обтянутую грубоватой дачкой черкески... Но чем мягче становились его увещевания, тем явственнее пробивалось в Безладнове воловье упрямство казаков-черноморцев. А грубость голоса добавляла его возражениям дерзости.

Наконец, сорвавшись, он заявил резко:

— А я хочу, чтобы мой полк был самым лучшим в дивизии! И мы свои пулемёты не от снабженцев получили, а отбили в боях... От нехай и другие полки отобьют себе!

Улыбка не сошла с бесцветных губ Врангеля...

Прощаясь, он энергично тряс Безладнову руку, благодарил за прямоту и обещал полковые пулемёты не трогать. Снова приобнял за талию... А сам щурился на ещё залитый ярко-малиновым светом запад. Безладнов же, зардевшись ярче вечерней зори, смущённо уставился на истёртые носки своих чувяк.

Гаркуша, уже приготовившийся накинуть шинель на генеральские плечи, ощутил вдруг, как ворохнулось на самом дне его души сочувствие к временно командующему полком. Чем плевки под ногами считать, лучше бы его превосходительству в очи глянул. Самому-то ему и не треба: сердит, ох сердит...

...Обезлюдевшую станичную улочку заполнили дымные сумерки. Легко шагал Безладнов обратно в штаб, довольный и разговором, и собой. Особенно тем, что отстоял пулемёты.

И чего пуще всего опасался — не случилось: не потребовал барон примерно наказать сотника Васю Зеленского. Ведь командир бригады полковник Науменко, приехав на другой вечер к ним на позицию, всё-таки выпытал, кто это пригрозил силой убрать Врангеля с передовой. Вася сам же встал и признался... Скромный такой парнишка. И стеснительный, як красна дивчина. Уверял потом Науменко, что генерал осознал свой промах и только хочет знать фамилию смелого офицера. И убеждал не бояться: наказывать его никто не собирается...

И правильно Вася сделал, что пригрозил: попади начальник дивизии в плен, его и выручить было бы некому. Вот осрамился бы славный Корниловский полк!

А всё из-за безрассудства баронского. Месяц уж умывается кровью вместе с дивизией, а не дошло ещё до вельможества: для казаков начальник в фуражке и при шпорах — не начальник. Генералину в нём через край, щоб це зрозумиты...

Из-под усов выглянула мягкая усмешка: а пулемёты отстоял-таки... твою мать!

— Не той казак, що поборов, а той, шо выкрутився, — похвалил сам себя в полный голос и расхохотался довольно.

Барабанный стук и ликующий зов адъютанта вмиг вырвали Врангеля из удушливых объятий атаманских пуховиков. Показалось, дверь затрещала под ударами гаркушиного кулака.

Всех штабных сорвал с места полковник Мурзаев[64], командир 1-го Линейного полка, доложив по телефону: большевики взорвали железнодорожный мост через Лабу у аула Каше-Хабль и оттягивают части на правый берег...

...Отход колонн и обозов из состава Михайловской группы на юго-восток как начался в прошлый вторник, так и не прекращался. Передовые части оставались пассивны. А во вчерашней разведсводке штаба армии высказано предположение, что большевистское командование поменяло стратегический план: решило оставить Кубань и, прикрываясь сильными арьергардами на Лабе и у Армавира, отводить войска в общем направлении на Невиномысскую и далее в Терскую область.

В штабе 1-й конной, так и работающем без начальника, воцарилось тревожное и возбуждающее ожидание скорого перехода в наступление. Передаваясь по телефонным проводам в штабы бригад и полков и многократным эхом возвращаясь обратно, оно росло с каждым часом...