Попытка контакта - Михаил Иванов

Чтение заняло чуть ли не два часа.

– Что скажешь?

– А что тут сказать, Владимир Николаевич? Совсем другое орудие – это раз. Возможности у него куда поболее – это два. Придется переобучать комендоров, да и подносчиков – это три. Пробные стрельбы всенепременно, на том настаиваю твердейшим образом – это четыре, и еще неизвестно, сколько зарядов сжечь придется. Щиты для этого сделать, само собой. Только бы времени хватило.

– Как артиллерист ты прав, Михаил Григорьевич, и твою точку зрения буду поддерживать перед начальством. Но это не все. Надо будет озаботиться переводом на русский. Пора Шёбергу дать понимание. Чтоб знал как двадцатипятифунтовый гранатомет, так и вот этот… который предлагают. Даже не знаю, как обозвать. Тьфу ты, пропасть, и слов-то таких нет. Но это не все. Перечти-ка еще вот от сих и досюда.

Князь Мешков вчитался в отчеркнутые ногтем строки. Последовал диалог, из которого ни один шпион ничего бы не понял:

– Мне сдается, это намек.

– Вот и я так подумал.

– Но адмиралу не докажешь.

– Я самому себе – и то не докажу.

Пауза. Мешков потратил ее на то, чтобы еще раз перечитать нужное место.

– Все равно сперва тем, что есть.

– Не есть, а будет. Но вот после…

Еще одна пауза.

– Негатор понадобится. Где найти?

Недолгое молчание.

– У Пирогова.

– ?

– Кто-то с тяжелым ранением, которого Мариэле вылечить не под силу. А так дадим возможность остаться на службе.

– Хорошо бы грамотного.

– Значит, офицера.

– Хороший унтер или кондуктор тоже сгодится.

– И все равно придется поклониться в ноги нашим знакомым. Без них подъемник не установить.

– Два подъемника. Старый гранатомет хочу оставить.

Тем же вечером в комнате Неболтая состоялся ужин – под хлебное вино, но в умеренном количестве. Гостей было трое, все состояли в пластунах и имели надлежащий опыт.

Для начала, понятно, говорили о пустяках. Но после того, как содержимое штофа уменьшилось на треть, разговор сместился в сторону серьезных тем.

– Очень нам, Тихон, понравился пистоль, что ты показал, да и ружьецо тож. Не поможешь ли в покупке?

– Отчего ж не помочь? Вестимо, помогу. Только привезут не сразу: может, три дни пройдет, а то все пять.

– Тут гутарили, что-де большая высадка турок с французами да английцами намечается. К тому моменту надо бы успеть.

– Быстро они не сподобятся. Это ж сколько пороху одного только собрать, людей опять же чем кормить, да коней тож.

– Мой знакомый флотский говорил: и угля запасти, потому как пароходов будет немало.

Пауза. Уровень жидкости в штофе упал еще раз.

– Я так слыхивал, что у наших запас невелик. Свинца маловато и пороху негусто, ядра для пушек опять же…

– Авось еще подвезут.

Последовал обмен мнениями о проблемах снабжения и о том, как именно надлежит поступать с ворами-интендантами. Оптимисты полагали, что внушения плетьми достаточно, пессимисты настаивали на пеньковой веревке.

И тут Неболтай ввернул небрежным тоном:

– А вот я вчера зуб болящий вылечил у одной тут. Четверть часа – и ничего не болит. Только что пришлось поголодать до утра. Получше, чем Колычиха сработала бы.

Слушатели проявили вялую заинтересованность.

– А чем те Колычиха не по нраву? Зубы она заговаривает с умением.

– А эта вообще не говорит – а лечит. Глянь!

Оскал (назвать это улыбкой было бы неточно) хорунжего вызвал сильный подъем интереса.

– Это она сделала?

– А то ж!

– Ну, зубы твои прям, как у молодого волка! Важно выглядят. И дорого взяла?

– Денег – нисколько. Я ей золотую цепку подарил, с малой висюлькой. Турецкая работа. Давно она у меня валялась. Дешево за нее давали, вот и придержал.

– Ну, старухе в ней же не щеголять, сама в деньги обратит.

– И не старуха она, молодая девка.

– Заливаешь, Тихон, аж через край идет. Где ж это знахарка бывает молодой?

– Знахарка? Как не так! Грамотная она, да не просто: в у-ни-вер-си-те-те училась. Вот те крест! Все-все лечить может. У меня на глазах одного унтера с того света вытащила. Ему чугунный осколок в сердце попал.

– Брешешь! Не может быть такого.

– Крест готов целовать! Сам видел! Она только что голову отрубленную обратно приживить не может.

– А руку или там ногу?

– Это пожалуй, плати лишь. Работа, говорит, долгая и трудная, но можная.

– И коней тоже лечит?

Хорунжий чуть призадумался.

– Сама не говорила, а врать не обучен. Не знаю.

– Ведьма она, что ль?

На этот раз задумчивый период оказался больше.

– Да вроде и ведьма, но добрая.

На это возразил хор из трех голосов:

– Таких не бывает!!!

Неболтай от этих слов вошел в раж:

– Неужто? А ну-кось: ведьмы ведь порчу наводят, верно? На зерно там, еще на скотину, а то и на людишек могут. Что скажешь?

– Наводят, так и скажу.

– Во-о-о! А Марья Захаровна – та лечит только.

Возражение было сильным. Гости призадумались и по зрелом размышлении налили еще.

– Имечко вроде как русское, – вдруг заметил ротмистр Левашов, – а сама-то она православная?

Молчание было очень долгим.

Разговоры, разговоры, разговоры… Разные группы людей говорили о разном.

Дамы высокого (по местным меркам) положения обсуждали вовсе не удивительную женщину-врача. Они горячо перемывали косточки друг дружке.

– А знаете ли, Адвотья Никитична: давеча в гостях у Татьяны Юрьевны госпожа Панина так и не сняла перчаток.

– Как интересно, Вероника Маврикиевна! Отчего бы так?

– Она посетила Марью Захаровну с просьбою избавить ее от оспин.

– И что ж?

– На лице следа не осталось, все видели. Но у господина Панина, видимо, не хватило денег, – эффектная пауза, – и его супруга не заказала лечение рук.

– О, вы хотите сказать…

– Истинным богом клянусь, и в результате она не притронулась к даже к foie gras[14].