Охота на медведя - Петр Катериничев

— Заходите. Не заперто, — услышал он голос снизу, обернулся.

Леонид Сергеевич Мурдин стоял на лестнице внизу; правая рука держала «Макаров» на уровне пояса, но у Олега сразу родилась уверенность: такой не промахнется. И пистолет наверняка зарегистрирован, и право на ношение имеется, как у работника охранного предприятия, и... В такой ситуации окажется прав тот, кто останется живым и сможет доказать, что действовал исключительно в пределах необходимой обороны.

Олег скроил на лице оскал — за что боролись, то и огребли! И — шагнул в квартиру.

— Проходите в комнату.

Олег прошел. Два легких плетеных кресла стиля «начало семидесятых», столик. Олег сел в дальнее, закурил, спросил у вошедшего следом Мурдина:

— И где обещанный кофе?

— Сейчас.

Мурдин скрылся на кухне.

Ха! Игра стала бы забавной, если бы не была смертельной. Господин Мурдин дает ему возможность достать оружие, чтобы укокошить, тэксеээть, по-ковбойски, в почти честном поединке? Сомнительно. Хотел бы застрелить — уже застрелил бы.

Работа такая. Значит — или он заинтересован в разговоре — сто тысяч долларов большая сумма, чтобы заинтересоваться, или — отзвонился шефам-работодателям и получил руководящие указания.

Ну что ж... Когда изображаешь живца, есть вероятность, что тебя слопают. А есть и другая: искомая рыбина придет к крючку. Так или иначе, но — придет.

Леонид Сергеевич вернулся с джезвой, сахарницей, двумя чашками, расставил все это на столике, налил Кофе, повернулся спиной, открыл бар-секретер, вынул пузатую бутылку «Курвуазье», подхватил две «капли», вернулся, разлил коньяк, сел в кресло напротив, приподнял свой бокал левой:

— За знакомство.

Его «Макаров» покоился в оперативной кобуре на поясе; пиджак расстегнут, предохранитель сброшен, курок взведен.

— За него. — Олег пригубил, поставил бокал. — Что это вы, господин Мурдин, в ковбоев все играете? Это в наших-то северных палестинах?

— Не самая глупая игра, между прочим. Не дураки выдумали. Заставляет держать форму. Кто знает? Пришли бы вы не один, а со товарищи, или нервишки подвели бы... А сели вы неудобно: ствол в открытой кобуре, но под свитером — пока отдернете, пока то да се... Вы не боитесь, Гринев?

— Чего?

— Что нервишки все-таки подведут?

— С чего бы это? Я спортсмен. По жизни.

— Но я-то — нет, и нервы — не канаты.

— Сочувствую.

Олег потянулся во внутренний карман куртки. Мурдин напрягся было, но Гринев уже плавно выудил массивную пачку долларов россыпью, отсчитал десять бумажек, бросил на стол, подвинул в сторону Мурдина, остальные положил рядом:

— Беспредметный у нас покамест разговор, Мурдин. А время — деньги. Я могу задать вопрос?

Мурдин улыбнулся широко, сгреб тысячу, сунул в боковой карман пиджака:

— Широкий вы человек, Гринев.

— А то. Миллионами ворочаю. Сотнями миллионов.

— Для большинства людей — это просто цифры. Пустые цифры. Для меня — тоже.

А вот те деньги, что лежат сейчас на столе... Сколько здесь? На взгляд — штук двадцать с гаком.

— Так и есть.

— А где же сотка?

— Пока вы не ответили ни на один вопрос.

— Так вы ни одного и не задали. А все же... Не боитесь, Олег Федорович?

Ковбой не ковбой, а в наших северных краях и за штуку порой голову отрывают, а уж за двадцать... И исчезнет человечек, и голова его — вообще закатится куда-нибудь... — Мурдин принужденно хохотнул, допил коньяк, закурил. — Помните анекдот про металлические шарики?

— Смутно.

— Он короткий. Поймали некие аборигены, скажем, американца, француза и русского. Посадили каждого в абсолютно пустую комнату, отобрали одежду, дали по два металлических шарика. Закрыли. Сказали — тому, кто спрячет так, что не найти — награда. Вернулись через трое суток. У американца нет: просветили рентгеном — оба шарика в желудке. У француза нет: просветили рентгеном — оба шарика в заднице. У русского — тоже нет. И рентгеном, и слабительное двавали и все прочее — нету. Делать нечего: выдали ему денег — только попросили: открой тайну, куда девал? А русский: «Ребят, честно, первый шарик я еще позавчера прохреначил, а куда второй закатился — ей-богу, не знаю!»

— Смешно, — вежливо растянул губы в улыбке Гринев. — Мораль будет?

— А как же! Слава богу, не в Швейцарии живем. У нас все и появляется ниоткуда, и исчезает в никуда. И деньги, и люди. Не боитесь?

— Нет.

— Да вы оптимист.

— Иначе сидел бы я здесь...

— И на чем зиждется ваш оптимизм?

— Тут важен порядок цифр. Сотни миллионов долларов, как и люди, их представляющие, никогда бесследно не исчезают. — Олег затушил сигарету одним движением, спросил жестко:

— Вы не устали от разговора «о птичках», Мурдин?

— Нет.

— Тянете время?

Мурдин улыбнулся торжествующе:

— Уже нет.

Движение за спиной Олег уловил поздно и сделал единственно возможное в этой ситуации: упал вместе с креслом на бок, катнулся по полу... Услышал быстрые шаги, увидел перед глазами ботинки, успел ухватить нападавшего за штанины и — провалился в беспамятство.

Вспышка была яркой, как удар молнии. Он сорвался с отвесной стены и полетел вертикально вниз... А потом был холод, и озноб, и боль в висках и кончиках пальцев, и заболела спина, словно он, погребенный под лавиной, пролежал здесь недвижимо тысячи лет, но по прихоти природы или велению Того, Кто Знает Все Исходы И Сроки, оставлен живым...

Олег открыл глаза. Перед ним на асфальте лежал окурок. Повернул шеей, судорога прошла по рукам волной, потом запульсировали икры и ступни... Олег вдохнул полной грудью пьянящий предутренний аромат, присел, опустив ноги с дощатой лавочки у безымянного подъезда. Вскинул запястье, посмотрел на часы.

Четыре двадцать. Скоро рассветет. Деньги? Нет. Пистолет? Тоже. И утро, как водится в Москве, встречает прохладой.

Шея ныла, Гринев провел рукой и поморщился от боли, чувствуя, как засаднила кожа. Нет, это не удар. Это ожог. Его отключили шокером, потом принесли сюда... Зачем? Вопрос риторический. А зачем он сам пошел к душегубу Лене Мурдину? Вот то-то. Спасибо, что цел.

Итак, что произошло? Мурдин не выдержал искуса, и один из его дружков подкрался сзади с шокером и вырубил Гринева? Как-то сложно. И непонятно. Ведь теперь Леониду Сергеевичу и с квартиры съезжать, а квартира многокомнатная, дорогая. Или — не съезжать?

Олег огляделся: а вон и та самая высотка. Недалече его отволокли отмокать от шока. Почему?