Дарители. Книга 3. Игра мудрецов - Екатерина Соболь

Этот меч – единственное оружие, которым можно убить бессмертного Освальда. Отец тоже почувствовал, к чему идет дело, и в следующую секунду острие меча уперлось Эдварду в горло.

– Не советую, – сказал отец, и на этот раз от его терпеливого, покровительственного тона ничего не осталось. Это был голос короля Освальда, от которого его враги втягивали головы в плечи. – Ты можешь хоть наизнанку вывернуться, Эдвард, но прошлого не исправишь. Твой брат умер. Повзрослей, смирись и живи дальше. – Отец скупо улыбнулся, убрал измазанный кровью Зверя меч в ножны и бодро прибавил: – Сейчас причин для вражды у нас нет, мы вместе одержали победу, так что давайте-ка приступим к изучению сокровищ.

Несколько секунд Генри казалось, что Эдвард сейчас полезет в драку, и он был не против, ему хотелось, чтобы Эдвард кричал, обвинял, злился. Но тот просто шагнул назад, неловко, как будто разучился ходить.

– Поздравляю, Генри. Тебе отлично удалось всех провести, – сказал он. – Спасибо вам обоим за помощь со Зверем. Никто не видел Лотту? Думаю, нам с ней пора.

То, что Эдвард пытался вести себя достойно и вежливо даже сейчас, выглядело по-настоящему жутко. Генри тоскливо смотрел, как он уходит, и только краем глаза заметил, что освещение вокруг изменилось, будто их всех накрыла огромная тень. Он рассеянно глянул вверх, и воздух застрял у него в горле.

Чудовище, только что лежавшее неподвижно, теперь стояло за спиной у отца, и прежде, чем тот успел повернуть голову, с размаху ударило его лапой. Отец отлетел к стене, чудовище прыгнуло к нему и, сжав, как кроличью тушку, треснуло его о камни. Раздался тошнотворный хруст, но Зверь не останавливался, бил снова и снова, а когда ему надоело, бросил тело на землю и повернулся к Генри. Тот застыл, неподвижно уставившись на заднюю лапу чудовища. Кровь из нее больше не текла, дыра в чешуе заросла, и Генри понял с запоздалой, ненужной ясностью: Зверь притворился мертвым, чтобы у него было время оправиться от раны. Он назвал имя отца, чтобы они отвлеклись и не отрубили ему голову. Значит, мечом Тиса недостаточно задеть, нужно нанести смертельный удар. Отец не двигался – судя по неестественной позе, у него был сломан позвоночник, но Генри все равно ждал, что он встанет, и не хотел верить, что бессмертие не спасает, когда у тебя раздроблена половина костей и переломана шея.

Генри был уверен, что умрет прямо сейчас, но Зверь почему-то прошел мимо, раздался грохот – и, с трудом повернув закостеневшую шею, Генри увидел, что чудовище ударило по преграде из камней, которая перекрывала выход из пещеры. Теперь на том месте, где Зверь недавно убрал камень, чтобы выпустить отца, дыры больше не было, – сплошная гора каменных обломков.

Эдвард лежал на груде золота недалеко от завала. Наверное, он потерял сознание от боли, когда чудовище убило отца, и не представлял сейчас никакой угрозы, – но Зверь все равно остановился рядом и лапой перекатил его на спину. Генри сразу сообразил, зачем, и если бы у него были на это силы, он бы ненавидел себя за то, что так хорошо соображает сейчас и ничего не понял раньше. Вчера Эдвард бросил чудовищу вызов. Он все еще белый рыцарь. Убив его, Зверь больше не будет привязан к логову – таковы правила игры. От Освальда он избавился просто потому, что тот стоял на пути, но смерть Эдварда даст ему свободу.

Зверь аккуратно, будто чистил орех от скорлупы, разорвал когтем воротник куртки и провел толстым пальцем по горлу Эдварда. Его Зверь бить о камни не стал, и все с той же мучительной, невероятной ясностью Генри откуда-то знал почему. В детстве, когда он впервые сам на охоте убил кролика, отец нарисовал ему круг на лбу кровью из тушки и сказал, что это древний обычай посвящения в охотники. Сейчас Зверь хотел омыться кровью врага в знак вступления в полную силу, как делали другие лютые твари, убивая белых рыцарей.

«Даже чудовища нашего королевства соблюдают традиции, это так мило, – прошептал огонь. – Ну как, дашь этой твари разорвать принцу артерию или начнем драться?» Но Генри только закрыл глаза, чтобы не смотреть. Ему казалось, что он постарел на сотню лет, и даже если случится чудо и он переживет все это, его дряхлое, изношенное сердце просто остановится само по себе.

Звук, который он услышал, был таким неожиданным и диким в этой наглухо замурованной пещере, что Генри вздрогнул. Это было беспорядочное хлопанье птичьих крыльев.

Сверху, через какие-то незаметные щели под сводами, в пещеру влетали сойки, воробьи, голуби – и бросались на чудовище. Такие крохи не могли ему повредить, но они лезли в глаза, в уши, в рот, и Зверь отшатнулся от Эдварда, раздраженно шипя и отмахиваясь. Генри разом вышел из оцепенения, кинулся к Эдварду и волоком потянул за собой. Затащив его за первый попавшийся сундук, Генри огляделся в поисках более надежного убежища и увидел Лотту.

Она стояла на переливающейся груде цветных камней, твердо, как человек, который занял свое место и больше с него не сойдет. Генри не вспоминал про нее с тех пор, как она спряталась, и сейчас даже не мог сообразить, когда она успела так измениться. Дело было не в стриженых волосах, а в выражении ее робкого, вечно бледного лица – сейчас оно горело решимостью, упрямством и силой. Еще несколько секунд Лотта смотрела на облепивших чудовище птиц, как генерал на храбрых солдат, а потом съехала по камням и, рухнув рядом с Генри, сжала его руку.

– Все дело в этом месте, в самом этом месте! – выпалила она. – Я смогла вызвать птиц!

Генри рассеянно кивнул. Он не понимал, что в этом особенного, она ведь делала это и раньше. Куда больше его волновало то, что чудовище перестало бессмысленно отгонять птиц и начало прицельно их убивать, по своему обыкновению расплющивая лапой о камни. Новые птицы не прибывали – видимо, Лотта уже позвала всех, кого могла. Скоро передышка закончится, и что они тогда будут делать? К счастью, Эдвард хотя бы пришел в себя и кое-как сел. Взгляд, который он бросил на Генри, ясно говорил, что надеяться на прощение нечего, но в данный момент это волновало Генри не так сильно, как злобное и совершенно живое чудовище.

– Нам нужен план, – лихорадочно пробормотал Генри и выглянул из-за сундука.

Тело отца лежало у дальней стены, и Генри велел себе не думать, ни за что не думать о том, что они никогда больше не смогут поговорить. Отец учил его не сдаваться, и сейчас Генри не мог его подвести. Меч все еще висел у отца на поясе, добраться до него будет нелегко, еще труднее – нанести твари смертельный удар, но даже прикидывать, как это сделать, было лучше, чем сидеть и ждать смерти.

– Что бы ты ни придумал, я помогу, – прошептала Лотта, свирепо глядя на чудовище, и Генри сильнее стиснул ее пальцы.

Эдвард смотрел на Генри так, будто желал ему провалиться сквозь землю, но, кажется, жить ему все-таки хотелось больше, чем ненавидеть.

– Командуй, – буркнул он.

– Эдвард, ты хоть как-то умеешь обращаться с мечом, – зашептал Генри. – Попытайся воткнуть его Зверю в сердце, а мы с Лоттой сделаем все, чтобы Зверь не добрался до тебя первым.

– Звучит как тройное самоубийство, – прошипел Эдвард, выглядывая из-за крышки сундука.