Искусство на повестке дня. Рождение русской культуры из духа газетных споров - Катя Дианина

class="a">[570]. Только в одном отношении Санкт-Петербургская выставка 1861 года была успешной: она побудила общество говорить о русской промышленности. Варнек, по сути, призывал своих читателей к участию в публичном дискурсе. «В добрый час! Толкуйте, спорьте, пишите, печатайте», – убеждал он: такая дискуссия может только помочь раскрыть причины состояния русской промышленности, оставлявшей желать лучшего[571]. Выставка, проходившая в Санкт-Петербурге в 1870 году, напротив, продемонстрировала позитивные сдвиги, хотя ей тоже не удалось стать «зрелищем», которое привлекло бы в столицу «десятки тысяч»[572]. Один из фельетонистов, размышляя о невыполненной миссии выставки, составил портрет «вялой» и незаинтересованной публики в Санкт-Петербурге, пришедшей посмотреть экспозицию из шаблонного, пошлого патриотизма[573]. Как и в прошлый раз, выставка сработала как кривое зеркало, в котором общество увидело свой собственный неприятный образ.

Политехническая выставка в Москве должна была скорректировать представление русских о себе. Для этого, в частности, организаторы включили в состав выставки экспонаты по русской истории, тем самым придав всему проекту особый национальный колорит. Это историческое измерение предоставило благоприятную возможность показать не только русскую промышленность и технологию (то и другое все еще было сомнительным предметом национальной гордости), но и русскую воинскую славу. В трех отделах – посвященных истории, флоту и обороне Севастополя – хранились свидетельства из далекого национального прошлого. Севастопольский отдел, созданный генералом А. А. Зеленым, археологом графом А. С. Уваровым и полковником Н. И. Чепелевским, представляет особый интерес для настоящего исследования, поскольку именно у организаторов этой экспозиции в 1871 году возникла идея создания постоянного Исторического музея[574].

Севастопольская экспозиция переосмыслила память о недавнем поражении в Крымской войне с точки зрения русского героизма[575]. Здесь можно было найти портреты и личные вещи русских военачальников, модели кораблей и оружие, картины, карты, планы сражений и даже целый мобильный госпиталь. Этот мемориальный патриотический показ был дополнен коллекцией археологических находок из Херсонеса, древнего поселения, расположенного в окрестностях Севастополя, которые свидетельствовали о тысячелетней истории России в этом регионе[576]. Отождествление Севастополя с древним Херсонесом укрепляло древнюю традицию русской военной славы, а также помогало отвлечь внимание зрителя от менее славных результатов военной кампании 1853–1856 годов.

Размещение Севастопольского отдела рядом с исторической экспозицией, наполненной вещами Петра Великого, создавало еще один обнадеживающий контекст. Прославление Петра Великого и его многочисленных завоеваний послужило прочной основой для переосмысления памяти о Севастополе. Фигура самого Петра – представляющего собой образец русского «исторического героя» – выдвинулась на первый план во время Политехнической выставки 1872 года, приуроченной к 200-летнему юбилею со дня рождения первого императора[577]. Воспоминание о великом Петре вызвало подъем национальной гордости: военный министр Д. А. Милютин, например, отмечал, что торжества временно пробудили патриотические чувства в обществе. Пресса способствовала широкому распространению подобных настроений как в Москве, так и по всей империи. Газеты с интересом следили за тем, как перевозили из Санкт-Петербурга в Москву старый ботик Петра, ласково называемый «дедушкой русского флота», и радовались его установке в Морском павильоне выставки. Исторический отдел экспозиции – по сути памятник Петру – прославлялся как «храмина», по выражению одного из корреспондентов[578]. Портреты Петра, его кровать, медали и первый номер «Русских ведомостей» – все эти и многие другие предметы были представлены в экспозиции[579]. Ни одна большая или маленькая подробность не ускользнула от внимания журналистов: в прессе был сделан обзор всех существующих памятников императору, опубликована статья о популярных развлечениях его времени, обсуждался его вклад в русскую общественную жизнь, изучалась история наиболее вдохновенного творения Петра – Санкт-Петербурга и т. д.[580] На время празднования весной 1872 года, казалось, отчасти примирились даже вечные соперники – Санкт-Петербург и Москва. Это чествование Петра в Москве придавало древней русской столице дополнительный престиж. Как заметил один из корреспондентов, «Петр I призвал Россию к самодеятельности и вот Москва встречает двухсотлетний юбилей его рождения таким торжеством общественной деятельности, которое он, конечно, приветствовал бы своим добрым словом»[581].

В этом исторически богатом контексте Московская Политехническая выставка явилась «живым памятником» Петру Великому, своеобразной данью уважения, которая, по словам одного из журналистов, родилась из патриотических чувств. Развивая эту удачную метафору, тот же автор заметил, что выставка носит отчетливо «русский народный характер». «Следя за историей этой замечательной выставки, нельзя не воскликнуть словами Пушкина: “здесь Русский дух, здесь Русью пахнет!”»[582] Экспозиция Политехнической выставки обладала ярко выраженным русским характером, что противоречило имперским амбициям Петра. Это был масштабный проект конструирования культуры, подобный Этнографической выставке и памятнику «Тысячелетие России». Однако каждое из этих публичных событий имело собственную модель. Памятник «Тысячелетие России» был основан на официальной, нисходящей модели национализма, что отразилось в самой его форме. Этнографическая выставка опиралась на этнический национализм в своей репрезентации народов Российской империи, где русским было отведено более высокое положение и статус. Политехническая выставка делала акцент на национальной истории, привлекая внимание к пантеону русских исторических героев, собранных из различных времен и эпох. Обращение к далекому, почти мифическому прошлому Херсонеса и сравнительно недавней эпохе Петра Великого, казалось, придавало всей русской истории ореол величия. Послание, как мы можем видеть, часто обнаруживается не в выставленных объектах, а в контексте (материальном, вербальном, историческом), который и определяет смысл. Под эгидой Петра Великого Крым также был включен в пантеон русской военной славы. Колоссальная фигура Петра не только обеспечивала императорское покровительство выставке, но и помогала переосмысливать официальную историю и сформировать дух русского патриотизма, который могли разделить и Санкт-Петербург, и Москва.

Русский национальный характер нельзя было не заметить и в неповторимой архитектуре выставки. Впервые в качестве организующего принципа выставки был использован русский стиль (точнее говоря, первый раз этот новый архитектурный стиль был применен на Мануфактурной выставке в Санкт-Петербурге двумя годами ранее, но в то время пресса практически обошла его молчанием). Главный архитектор выставки Д. Н. Чичагов выдержал этот самобытный стиль повсюду – в специально сконструированных павильонах, а также в театре и ресторанах. Выполненные в основном из дерева и украшенные традиционным резным орнаментом, многие выставочные здания в совокупности производили впечатление пряничной деревни, взятой из какой-то знакомой сказки[583]. Московская политехническая выставка также предполагала аналогию с русским городом в миниатюре[584]. Больше всего внимания привлек Исторический павильон с вещами Петра Великого. Современники отмечали, что этот архитектурный проект Гартмана был «преоригинальный»: полукруглое временное сооружение с подобием русской церкви в центре было выполнено в стиле, который в последующие десятилетия охватит весь центр Москвы [Егоров 1995: 11; Лисовский 2000: 135; Шагинян 1965: 82][585].

На фоне русской деревянной архитектуры одно здание выделялось в корне отличающимся дизайном и в то же время было удивительно знакомым. Спроектированный архитектором Монигетти морской павильон был сделан целиком из стекла и железа – его сходство с британским Хрустальным дворцом было поразительным. Даже английские обозреватели признавали, что русские наконец продемонстрировали достойную копию этого всемирного чуда[586]. Морской павильон был одной из самых популярных достопримечательностей – толпы посетителей желали увидеть петровский «ботик» и полноразмерный торговый корабль. Само здание, однако, привлекло значительно меньше внимания. Русские газеты едва ли восхищались этим символом современности, несмотря на славу Хрустального дворца. Почему? Если коротко, то потому, что теперь публика искала не копию европейского чуда, а собственный российский оригинал – как сооружения в традиционном духе, созданные для Политехнической выставки пионером архитектуры в национальном стиле Гартманом .

Архитектура в русском стиле была