Не ее дочь - Риа Фрай

– Ричард только что сообщил мне про Небраску. Я хотела узнать подробности.

Фрэнк сложил руки на коленях.

– Пока что это лучшая наша наводка. В Монтане сообщили о женщине с ребенком. По указанному адресу ребенка не нашли, но копу ситуация показалась подозрительной, и он записал номер машины. К нам новость добралась не сразу, но ту же машину заметили в закусочной в Небраске несколько дней назад, и официантка описала ту же женщину, что была в Монтане, только теперь с ней была маленькая девочка.

– И девочка похожа на Эмму?

– Да, смотрите. – Он посмотрел на лист бумаги. – Описание очень похоже, но вы же понимаете, Эми, иногда описание бывает весьма туманным. – Он пробежал взглядом по бумаге. – В особенности, когда предложена награда.

– Но это может быть Эмма. – Первые искорки надежды и страх вспыхнули одновременно. – А как насчет глаз? Все, кто встречает Эмму, не перестают говорить о ее глазах. Официантка хорошо ее рассмотрела? Ричард говорил что-то о глазах. – Она сглотнула комок в горле. – Она… не ранена?

– Чисто внешне – нет. Об этом ничего не сообщалось.

– Вы знаете точное местоположение закусочной?

– Да, мы сейчас над этим работаем.

– Но след может оказаться ложным или…

– Он может кое-что дать или оказаться очередным ложным следом, да. Мы пока не знаем.

– Но как вы сами считаете?

– Ложные наводки случаются сплошь и рядом. Слушайте, Эми, мы делаем все, что можем. И докопаемся до сути, обещаю.

– Но вы уже месяц так говорите, Фрэнк. А она где-то там, вдали от нас.

– Я знаю. Знаю. Но позвольте нам делать свою работу. А вам с Ричардом и правда нужно немного отдохнуть. Вернуться к чему-то вроде нормального режима.

Она глухо засмеялась. Звук как будто шел из самой глубины нутра.

– Я знаю, как это тяжко. Но в самом деле считаю, что мы двигаемся в нужном направлении.

– А я могу… могу передать Ричарду что-нибудь обнадеживающее? Не знаю, сколько еще времени он сможет держаться.

– Понимаю, это тяжело. Но как только я выясню какие-нибудь подробности, вы двое узнаете первыми. А теперь идите домой и позаботьтесь о вашем сыне. И отдохните немного.

Она сдержанно кивнула и вышла из участка. Ставшие уже привычными трели телефонов и звон наручников действовали на удивление успокаивающе. Эми села в машину и сложила руки на руле. Может, поехать в Небраску? Найти ту женщину, которая дала наводку? Убраться в доме? Поговорить с адвокатом по разводам?

В голове мелькали картины ее нелепой и унылой жизни. Эми сказала дочери, что не любит ее, и теперь Эммы нет уже тридцать два дня. Может, это знак, что материнство не для нее? Может, в результате всего этого она наконец поймет, что делать со своей жизнью?

По пути домой Эми остановилась у сырной лавки. Ее поприветствовала Вирджиния, которая не ополчилась на нее, как остальные.

– Эми, милая, как дела? Сегодня как обычно?

Эми кивнула, взяла из теплой корзины французский багет и расплатилась за сыр наличными. Она поела прямо у окна, отрывая куски хрустящего хлеба и намазывая мягкий белый сыр на щедрые ломти.

Она жевала и глотала, и слезы брызнули так внезапно, что Эми поначалу решила, будто это течет с потолка. Сыр во рту превратился в белую комковатую слизь, и вскоре она уже рыдала, точь-в-точь как Ричард. Покупатели глазели на нее, а потом ее дородное тело обняли пухлые руки Вирджинии, и Эми осела в них прямо посреди города, в любимом сырном магазине.

Пытаясь проглотить рыдания, она крепко вцепилась в тестообразное плечо Вирджинии и выпустила все наружу – горе, угрызения совести, беспомощность, вину, любовь, неуверенность – все подлинные, тяжелые и несовершенные чувства, такие же, как она сама.

до того

В аэропорту поездка обернулась настоящим бедствием. От Ричарда, как всегда, помощи ждать не приходилось. Эми редко путешествовала с детьми, точнее, раз уж на то пошло, почти никогда, но сейчас пришлось, и вот они здесь.

Ричард недовольно бурчал, вытаскивая багаж из такси, а Эми пришлось забирать детей из машины. Она уже два года не была в Айове. Мать часто винила ее в этом в своих написанных от руки письмах, которые приходили раз в месяц. Эми никогда не рассказывала о письмах Ричарду, они предназначались только для нее, к тому же он побаивался ее матери.

Бетти была суровой, грузной и практичной дочерью фермера, всю жизнь проработавшей без единой жалобы. Ужинать она садилась в рабочем комбинезоне, а в ее седых стриженых волосах часто застревали соломинки. Кожа была грубой, как шкура, а икры размером с небольшой арбуз.

Эми выросла на фермерском беконе и яйцах, но не могла работать как мать. Бетти была крепкой, а Эми мягкой и всегда завидовала из-за этого матери. Несмотря на различия, которых было немало, когда они оказывались рядом, то с удовольствием пили кофе чашку за чашкой и разговаривали о жизни, и Эми чувствовала, что ее понимают, ею интересуются.

Эми была единственным ребенком и росла без отца, а теперь вот так трагично осталась и без матери. Она только раз спросила Бетти о своем отце и в ответ получила звонкую пощечину. Но Эми, упрямая, как все девочки в таком возрасте, порылась в материнских вещах и выудила из ее бумажника фотографию. Потрепанную черно-белую фотографию, сложенную втрое. Эми отнесла ее к себе, чтобы как следует рассмотреть. При тщательном осмотре стоящий рядом с матерью мужчина разочаровал Эми. Она ожидала увидеть долговязого фермера с озорным взглядом или грубым загорелым лицом.

Но смотрящий на нее человек выглядел как бесформенное пятно. Никаких углов. Его тело просто вываливалось наружу, скрывая все сочленения, так что трудно было понять, где он начинается или заканчивается. Но Эми узнала в нем себя. Этот человек – ее биологический отец. Она отнесла фотографию тете, чтобы подтвердить догадку. Отец умер, когда Эми была совсем маленькой, и мать никогда о нем не говорила.

– Это будет странно.

Эми резко вынырнула из воспоминаний и повернулась к Ричарду.

– Что будет странно?

– Ну, сама знаешь. Жить в доме твоей матери. Без нее.

– Она умерла не в доме, Ричард. Она была в амбаре.

Дом на ферме был прекрасен. Огромный и теплый: именно такой она хотела иметь, когда завела семью. Если бы он располагался где-нибудь в другом месте, только не в Малколме, с его шумными соседями, неприятными воспоминаниями и закрывающимися магазинами, Эми сдернула бы всех с места и тут же переехала бы.

Она чуть это не сказала, мысль уже готова была сорваться с ее губ, когда она включила в доме свет и потерла руки. Дети разбежались, и она не стала возражать. У камина лежала связка поленьев, словно мать даже после смерти ждала ее приезда. Эми развела огонь, и меньше чем через минуту заполыхало пламя. Ричард присвистнул.