Лабиринт тайных книг - Паоло Ди Реда

Над холмом возвышался дубовый лес, и серп луны слабо освещал небо. Юлиан после ритуала очищения был одет в белое. Друиды, также в белом, колонной двинулись к центру леса, где рос огромный, мощный дуб. Глава друидов взял со стола хлеб и вино, остальные, в том числе и Юлиан, сделали то же самое. Под дубом стояли два быка, их рога были привязаны к дереву. Глава друидов приблизился к Юлиану, взял чашу с вином, отпил из нее и протянул кесарю. Разломил хлеб, съел половину и предложил вторую часть Юлиану. Потом он вытащил из складок одежды золотой серп и высоко поднял его, чтобы на нем отразились лунные лучи. Затем передал серп Юлиану:

— Подойди к большому дереву, кесарь.

Дерево обвивали ветви кустарника, сплошь усыпанного белыми ягодами.

— Это растение лечит от всех болезней, — сказал друид, сопровождавший Юлиана в течение всей церемонии, и продолжил: — Срежь ягоды серпом и положи их на это полотно.

Юлиан под взглядами всех присутствующих подошел к огромному дереву. Он собрал белые ягоды, вернулся к друиду, протянул ему их и золотой серп. Тот отдал ягоды в пищу быкам и проводил Юлиана к главе церемонии, который ждал кесаря у шатра. Со словами «Приветствую тебя, кесарь!» он пригласил его внутрь. Юлиан, выражая свое уважение, поклонился главе друидов.

— Мое имя Аллан Кардек. Я ждал тебя, — сказал друид, приглашая Юлиана занять место за столом напротив себя.

Это был высокий сильный человек со странным взглядом, статью походивший на великого царя.

— Для нас большая честь принимать тебя здесь. Обычно завоеватели боятся священников и стараются от них избавиться, считая самыми опасными врагами.

— Я думаю, все, кто заботится о душе людей, достойны глубокого уважения.

— Как жрецы Элевсина?

Юлиан с удивлением посмотрел на собеседника, он не ожидал услышать об Элевсине, находясь за сотни миль от него. Кардек продолжал:

— Я знаком с греческими ритуалами, так же как и с теориями Пифагора. Был я и в Византии, чтобы понять наших врагов. И везде видел одни и те же ужасы, страдания и надежды. Иисус Христос говорил о спасении души, но, кажется, Его никто не услышал.

— Проблема не в том, что говорил Иисус, а в том, что говорят Его последователи. Особенно сейчас, когда они пришли к власти.

— Да, я знаю это. Власть ослепляет душу. И это наш долг, долг духовных предводителей, — рассеивать туман, который обволакивает людей, и готовить человека к смерти. Потому что наша земная жизнь, как ты знаешь, кесарь, — это лишь малая часть длинной жизни…

— Скажи мне, что ты видел в Греции?

— Думаю, то же, что и ты.

— Ты знаешь, что я был в Эфесе и Элевсине?

— Да, я вижу, что ты посвящен в мистерии. Кто смог найти согласие с остальной частью мира, кто задумался о сознании, содержащемся в капле воды, в камне, в дереве, тот уже поменял навсегда и безвозвратно собственную суть. Поэтому, кесарь, ты бессмертен, но вовсе не из-за того, что ты родственник императора Констанция. Твоя душа уже погружена в Вечное, не отказывайся от этого никогда.

Тон Кардека был спокойным и умиротворяющим, как будто он хотел что-то посоветовать собеседнику, не ставя его в затруднительное положение.

— У меня есть приближенные и советники, но не многие из них позволяют себе говорить со мной так открыто, если не дерзко.

Друид остался спокойным, и его состояние передалось Юлиану.

— Грань между жизнью и смертью только кажущаяся. Но то, что мы делаем в жизни, влияет на переход между ними. И сейчас ты, кесарь, стоишь перед выбором…

Юлиан знал, что друид прав. Он чувствовал, что его молодость, его жажда познания и поиск истины начинали уступать место усталости, которая все чаще склоняла его ценить земные радости больше, чем духовные искания. Но он еще не забыл о своем предназначении, о высокой миссии в этом мире — сделать его лучше. Главное — вырваться из пещеры.

— Да, многое зависит от тебя, кесарь, только от тебя. Ты должен выбрать правильную дорогу, понять, где свет и где тьма. Закон таков — родиться, умереть, возродиться снова и постоянно совершенствоваться. Любое твое действие должно быть составляющей цикла жизни, тогда твоя душа найдет эту дорогу.

Этот друид, Аллан Кардек, был, безусловно, незаурядной личностью. От его слов веяло спокойствием человека, обладавшего знаниями, недоступными для всех. Знаниями, связанными с иным, потусторонним миром. Миром мертвых, придававшим иной смысл существованию живых. Те, кто умирает, передают цель своего присутствия на земле тем, кто еще жив. Только тот, кто способен посмотреть в лицо смерти, понимает, что она лишь переход к свету… если, конечно, избранный путь был дорогой к истине.

Наблюдая за Юлианом, Кардек убедился, что кесарь понял все правильно и не причинит вреда кельтским племенам, которые будут верны ему. Верны до конца, до момента его смерти. Он знал, что ждет Юлиана: судьба его не будет счастливой, предназначение не исполнится. Он был избран, чтобы идти к свету, но остался пленником кровных связей, своей среды, из которой не смог вырваться. Он не прошел всего пути к истине, которую так ясно увидел из тьмы пещеры. «Родиться, умереть, возродиться снова и постоянно совершенствоваться» — таков закон.

— Священники Элевсина поручили тебе важную миссию, кесарь.

— Ты знаешь и об этом?

— Тебе сказали, кому предназначено то, что тебе доверено?

— Нет. По крайней мере, не назвали имя. Мне дали приметы, и сейчас я думаю, что…

— Ты знаешь, насколько важно то, чем ты обладаешь, для судеб мира?

— То, чем я обладаю, лишь средство, чтобы исполнить предназначение моей жизни. Я передам тебе то, о чем ты говоришь.

Юлиан посмотрел в глаза Кардеку. Ему показалось, что он уже видел этот взгляд. Где-то там, где встречаются все. И поверил ему без колебаний.

Бесконечный пляж. На горизонте — только море и небо. В последнем, прозрачном и безоблачном, две совершенные сферы: солнце, горячее и красное, как огонь, и холодная гигантская луна, до которой, кажется, можно дотронуться. Но это иллюзия: чтобы достичь ее, нужно отправиться в бесконечность.

Ни жарко, ни холодно. Нет ни вершины, ни основания. Любое определение приблизительно. Чувства без ощущений. Идущие по пляжу люди поднимаются на носки, вытягивают руки и всем телом устремляются вверх, к луне. Пока без надежды, но с уверенностью: в следующий раз они снова попытаются. Сейчас они еще как вырезанные из бумаги куклы — слабые тени того, чем были.