Мария Каллас - Клод Дюфрен

Привыкший получать все, что он хотел, и тогда, когда ему хотелось, Онассис приехал обсудить с Менегини переход Марии из супружеской постели в его собственную! Он объявил об этом Баттисте в простой беседе, словно речь шла о заключении очередной деловой сделки! А почему бы и нет? Чего-чего, а самоуверенности Аристотелю было не занимать! Разве он не добился в жизни всего, что задумал? Естественно, он считал в порядке вещей свое желание получить в собственное распоряжение Каллас, как будто речь шла о приобретении нового нефтяного танкера. Да и Марию, похоже, нисколько не оскорбило его поведение. Напротив, она была на седьмом небе от счастья. Ей казалось, что она начинает новую жизнь, а точнее, начинала просто жить… Только бы поскорее покончить с прошлым! Поскорее обговорить некоторые детали, уладить материальные вопросы и затем отправиться на все четыре стороны с любимым человеком!

Удрученный случившимся с ним несчастьем, Менегини не имел сил бороться с этим бурным потоком, чувствуя, что не в состоянии оказать сопротивление свирепому хищнику, вырывавшему из его рук сокровище. Он был только жалким пожилым человечком…

В самой драматической ситуации всегда имеется комическая сторона. Вот и эта троица героев трагедии стремилась только к одному: лишь бы ничего не узнали журналисты! Они хотели как можно дольше выглядеть в глазах общества белыми и пушистыми… И самое любопытное заключалось в том, что никто из фотографов, следовавших по пятам за Онассисом и ни на шаг не отходивших от Каллас, не подозревал о том, что происходило на самом деле. И жадная до пикантных подробностей толпа так и оставалась в полном неведении. Август приближался к концу, а мир не догадывался о греческой трагедии, разыгравшейся на берегах озера Гарда.

2 сентября Мария появилась в театре «Ла Скала», где должна была петь Джоконду, в таком прекрасном настроении, что Гирингелли не поверил собственным глазам. В недавнем прошлом заклятые враги обнялись, как лучшие друзья. Репетиция прошла в самой теплой и непринужденной обстановке.

На следующий день посреди ясного неба внезапно сверкнула молния! Какая неожиданная развязка! Какой скандал! Папарацци наконец-то взяли реванш. Один из них, зашедший случайно в изысканный миланский ресторан «Рандеву», увидел танцующих и нежно прижимающихся друг к другу Марию и Ари…

Не успел он добежать до телефона, как сенсационная новость облетела все редакции, чтобы на следующее утро появиться в заголовках всех выходивших на полуострове газет. Свора папарацци выследила, как оперная дива в обнимку с судовладельцем вошла в вестибюль гостиницы «Принсипе Савойя».

Несколько часов спустя дом на улице Буонарроти был уже на осадном положении. Мария, чтобы сбить с толку журналистов, прибегла к классической стратегии — она сделала официальное заявление, которое никого уже не могло обмануть: «Мой разрыв с мужем был уже давно предрешен. В настоящий момент он является окончательным. Круиз на «Кристине» оказался простым совпадением. Отныне моим импресарио буду я сама. С Онассисом меня связывают давние дружеские отношения. К тому же он является моим деловым партнером. Я получила приглашение в оперный театр Монте-Карло, а также предложение сняться в фильме».

Фраза «отныне моим импресарио буду я сама» лучше, чем любые комментарии, говорила о семейном крахе Баттисты. Когда Мария Каллас произносила эти слова, она напоминала Людовика XIV с его знаменитым высказыванием: «Государство — это я!» Певица разорвала узы, связывавшие ее с менеджером в лице мужа!

Вторую главу войны официальных заявлений написал в Сирмионе сам Менегини: «Я надеюсь, что, оформив официально наш разрыв, мы останемся в добрых отношениях. Я не держу зла на Марию, которая честно сказала мне правду, но я не прощаю Онассиса, нарушившего священные у древних греков правила гостеприимства».

Если Баттиста, выворачивая наизнанку свое грязное белье, испытывал хоть какой-то стыд, то Онассис делал это с явным удовольствием. «Естественно, я польщен, что такая женщина, как Мария Каллас, влюбилась в меня! А кто не был бы польщен?» — заявил он.

Обратите внимание на выражение «я польщен»… Онассис невольно выдал нам главный мотив, побудивший его развернуть охоту на примадонну. В тот момент Мария не придала значения его словам, о чем пожалела впоследствии, но было уже слишком поздно.

Однако война громких заявлений по-прежнему не утихала. Не прошло и нескольких дней после того, как Менегини изображал из себя благородного рыцаря, как он уже, не стесняясь в выражениях, изливал свою горечь перед толпой журналистов, говоря о «предательстве женщины, обязанной ему своей славой и оставившей его ради какого-то авантюриста…».

В результате этих откровений между супругами Менегини вскоре были сожжены все мосты. В своих воспоминаниях Баттиста привел телефонный разговор с Марией, который свидетельствовал об окончательно испорченных отношениях: «Мне позвонила Мария, находившаяся в тот момент в Лондоне. Она была в ярости и осыпала меня оскорблениями. Я вышел из себя и ответил ей в том же духе. Она мне пригрозила: «Баттиста, смотри у меня, в один прекрасный день я приеду в Сирмион с револьвером и убью тебя!» Вне себя от негодования я ответил ей: «Приезжай, когда захочешь! Я встречу тебя с пулеметом наперевес»».

К счастью, в Италии подобного рода угрозы являются составной частью обычного разговора, как в пьесах Паньоля всегда есть некто, чтобы сдерживать того, кто хочет «совершить зло».

В жизни Марии закончился период, безусловно, самый важный с точки зрения ее восхищенных поклонников, поскольку с этого момента певица перестала принадлежать одной только сцене. Отныне все ее мысли и стремления были связаны с Онассисом. Она начала пренебрегать своими профессиональными обязанностями, ставшими вдруг ей в тягость, как концерт в Бильбао, заставивший ее на два дня расстаться с Ари, как выступление 23 сентября в Лондоне или же десять дней спустя телевизионная передача в том же городе. Певица воспринимала как неприятную обязанность и представление в Канзас-Сити, где в ее голосе уже звучала усталость. Она делала раздраженные заявления в прессе, прибыла в Бильбао за несколько минут до поднятия занавеса, аннулировала передачу в Лондоне и представление в Берлине. Все указывало на то, что все ее мысли и чувства были заняты чем-то другим, более важным для нее.

Вскоре последовала расплата за столь непредсказуемое поведение: 6 ноября в Далласе, куда она прибыла скрепя сердце, чтобы петь в «Лючии ди Ламмермур», певице не удался финальный ми бемоль в сцене безумия героини. Не успел опуститься занавес, как примадонна устроила истерику в полном соответствии со своим взрывным греческим темпераментом… Подобного случая не могли упустить американские журналисты. Янки тут же поспешили посвятить своих читателей в подробности личной жизни артистки, усмотрев в ней причину некоторых шероховатостей в ее исполнении: «Мисс Каллас не серьезно относится к своему ремеслу…» Мгновенно забылось все, чем она обогатила оперное искусство. Певица захотела быть счастливой? Какое непростительное преступление! Она захотела распоряжаться своей жизнью? Ей было отказано в этом праве.