Осколок - Себастьян Фитцек

«Проклятье, он все еще ее любит. Спустя столько времени».

– Вы действительно с ней очень похожи, Марк. Она хотела мне помочь и исправить свою мнимую ошибку. Я боялся, что она начала сомневаться в ваших отношениях и задаваться вопросом, правильное ли решение приняла тогда. Черт, Сандра была беременной гормональной бомбой, ты наверняка и сам пережил ее перепады настроения.

– Я все еще не понимаю, что ты хочешь мне сказать.

– Это же так просто. В то время мы с Сандрой часто встречались, и после каждой встречи ей становилось все хуже. С тобой она не могла об этом поговорить. Все-таки речь шла о вашем браке, к тому же она знала, насколько больные наши отношения. Поэтому в итоге обратилась к своему отцу. Она хотела попросить его помочь мне; деньгами и связями.

Марк снова обернулся. Редко он видел своего брата таким грустным, как сейчас.

– Теперь ты понимаешь? – хрипло спросил Бенни. – Если бы не я, Сандра не потеряла бы вашего первого ребенка. Потому что в день взлома была бы с тобой, а не на вилле Константина.

Марк почувствовал, как долго уже не дышит, и жадно втянул ледяной воздух. Потом закашлялся, и с кашлем ушла доля напряжения, которое накопилось в нем за последние минуты.

– Забудь об этом. – Марк смахнул несколько осколков разбитого ветрового стекла с пассажирского сиденья, затем положил пистолет Бенни рядом на случай еще одного нападения. – Это не твоя вина.

– Моя.

– Нет. Это было стечение обстоятельств. Ирония судьбы. Если так, то мы оба оплошали.

Спустя какое-то время, пока Марк молча обдумывал признание своего брата, они остановились на красный сигнал светофора. Ветер поменял направление, и Марк воспользовался моментом, чтобы вытереть брови, рот и нос платком.

– Мы тогда сделали все неправильно, да? – спросил Марк.

Бенни, соглашаясь, вздохнул в ответ.

– А сегодня? – Он взглянул в зеркало заднего вида. – Сегодня у нас получится?

– Не знаю, можем спросить у радиооракула, – пошутил Бенни, несмотря на свои боли.

Радиооракул.

Одно только слово вызвало рой воспоминаний, такой же густой, как снежинки, снова залетающие в машину.

Если он не ошибался, они дали последний концерт в ту ночь, когда утопили отцовскую машину в озере.

– Попробуем? – спросил Марк.

– Да, – воскликнул Бенни и закашлялся. А может, и рассмеялся, было сложно разобрать. Они как раз повернули на Хеерштрассе.

– О’кей, вопрос: дорогой радиооракул, как сегодня все закончится?

Он ускорился до пятидесяти километров в час и на ощупь включил радио.

«Реклама».

– У нас нет времени, давай следующую радиостанцию!

Марк включил автоматический поиск – сначала джаз, потом классическая музыка. Затем была либо болтовня, либо новости. Лишь с седьмой попытки у них получилось.

– I know, I know what’s on your mind, – пел высокий своеобразный мужской голос. – And I know it gets tough sometimes.

– Ну, еще бы, – крикнул Бенни.

«Я знаю, о чем ты думаешь. Иногда все непросто».

Марк обернулся.

– Ты знаешь, кто это?

Его брат закрыл глаза и с сожалением пожал плечами. По травмам на его опухшем лице можно было представить, какую боль он испытывал.

– Ты? – едва слышно спросил он.

Они добрались до обледеневшего моста, который вел через реку Хавель, и колеса начали скользить. Марк поехал медленнее, хотя ему не терпелось как можно скорее добраться до клиники. Туда, где позаботятся о Бенни.

И где Сандра как раз рожает их ребенка?

Он был почти счастлив, что его мозг отвлекся на детскую игру в радиооракула. Так ему не надо было думать о том, что он ехал на роды своей погибшей жены.

– Сейчас скажу, – ответил он, когда начался припев.

– Cause it’s all right, I think we’re gonna make it.

Марк вытер рукавом лицо. Казалось, что кожа, губы и даже язык онемели. Но скоро они будут на месте. Он уже видел размытые очертания здания.

Клиника Зеннера стояла на границе Шпандау и Шарлот-тенбурга. Большинство зданий комплекса насчитывали два-три этажа, и с Хеерштрассе их не было видно за густыми деревьями. Только пятнадцатиэтажная новая высотка, в которой размещался отель для родственников пациентов и курортников, возвышалась, как фаллос, и служила ориентиром для водителей: здесь пора было включать поворотник, если ты хотел попасть на концерт в Вальдбюне[11].

– I think it might just work out this time.

– Ты слышишь, что он поет? Все будет хорошо. У нас все получится.

All right.

Марк знал, что это нелепое бессмысленное детское суеверие, но не мог не радоваться радиопророчеству.

Они съехали с Хеерштрассе и повернули на частную подъездную дорожку. Знаки предупреждали о начале зоны ограничения скорости. Уличное освещение было уже включено.

– О’кей, а как зовут певца? – Бенни снова закашлялся, и сейчас это уже не походило на смех.

«Неужели Валка в него все-таки попал?»

Страх за своего брата вытеснил нелепую эйфорию.

– Я не знаю, – тихо ответил Марк. Дорожка все больше сужалась и вела мимо гостевой парковки.

– Проклятье, ты знаешь, что это означает.

Марк молча кивнул. Конечно, он знал правила. В конце концов, это он их выдумал, более двадцати лет назад. Радиооракул работал только в том случае, если ты знал исполнителя. Иначе пророчество приносило несчастье.

– Да, плохой знак, но я сейчас вспомню…

Крис, Кристоф, Крис Джонс, Кристофер…

Имя вертелось у Марка на языке, но тут под ногами зазвонил мобильный. Он удивленно посмотрел вниз.

– Эй, братишка, это тебя.

Он наклонился и достал «нокию» с мигающим дисплеем. Закрытый конверт означал входящую эсэмэску.

– Выпал у меня из кармана, – сказал Бенни.

Марк вздрогнул, затем его мышцы напряглись.

– Что случилось? – спросил его брат сзади, но Марк, как парализованный, уставился на телефон в своей руке.

«Этого не может быть. Только не это…»

Бенни активировал функцию предпросмотра, так что Марк за две секунды успел прочитать сообщение и отправителя.

«Где вы? Поторопись, Бенни, уже пора. Мы не можем начать без Марка! Константин».

Марк растерянно уставился в зеркало заднего вида, где его ждал следующий шок. Сначала он увидел лишь руку своего брата, которая потянулась к поручню. Затем появилось лицо Бенни.