Ardis: Американская мечта о русской литературе - Николай Усков

Это был их второй дом в Энн-Арборе. Поначалу они поселились в скромном таунхауcе, да и само появление издательства весной 1971 года едва ли представлялось им чем-то судьбоносным. Потом, годы спустя, это событие обрело масштаб и пафос – как в их собственных, так и в чужих глазах. А пока всe выглядело буднично: «Карл заскучал и решил, что ему нужно хобби, – может быть, печатать поэзию на ручном прессе», – вспоминает Эллендея.

Это случилось по адресу 615 Watersedge, Ann Arbor, Michigan, 48105 . Именно туда из типографии доставили экземпляры первой книги «Ардиса»; и какое-то время «Камень» Осипа Мандельштама лежал в профферовском гараже, в ожидании своих «лошадей» (притянутых мною за уши). «Издательство было создано „почти случайно“ молодым профессором и его женой… которые решили опубликовать книжку стихов, сброшюрованную на столе с подсветкой, над кухонной раковиной», – писал журнал Toledo в 1983 году со слов Профферов.

Обретение нового дома на Heather Way cловно отмечало изменение, произошедшие с семьей за последние годы, уже вполне очевидный к тому моменту, и масштаб, и пафос их дела, которое из hobby стало практически full time job. Путь на Heather Way неизбежно должен напоминать дорогу Вана в Ардис, мимо изб Торфянки и наполовину русского сельца Гамлета, хотя я, преодолевая его в первый раз за рулем арендованного «Крайслера», в компании бывшего редактора «Ардиса» Рона Майера, подумал о Переделкине или Кратове. Неширокая, побитая жизнью, ухабистая дорога петляла между соснами, кленами, елями, тополями, кустами орешника и, может быть, даже березами. Нередкие выбоины облюбованы черными лужами. Поворот, лужайка и – как кстати! – «на отлогом пригорке старинных романов» (я нисколько не преувеличиваю) «открылась романтическая усадьба», обрамленная вековыми елями и еще какими-то кустами. Всe было именно так.

Разумеется, сам по себе этот дом едва ли мог привлечь особое внимание Владимира Набокова, знавшего толк в домах, но для Профферов он был что надо: «Единственный разумный финансовый шаг, который мы когда-либо сделали», – признавались они позднее. Эллендея вспоминает: «Нам нужны были деньги, чтобы купить наш дом, потому что „Ардис“ не мог существовать без большого дома, где можно хранить книги, нам нужно было переехать. Бродский уже перебрался к нам из России и жил у нас в маленькой комнате, весь наш таунхаус был размером с эту комнату (мы сидим в относительно небольшой гостиной нынешней калифорнийской виллы Эллендеи. – Н. У.), и мы делили его с детьми, Иосифом. Потом приехала сестра – ну кошмар, – вспоминает Эллендея их первый дом в Энн-Арборе по Watersedge . – Выручил брат Карла, он был инженером в Детройте: „Я знаю, как вам помочь с первоначальным взносом для покупки большого дома. У нас есть чертежи“. Мы говорим: „Чертежи для чего?“ Он говорит: „Для КАМАЗов“».

Да, мы переводили „чертежи прошивочных машин для завода речных грузовиков КАМАЗа“. Фирма Detroit Broaching Company выпускала штуки, которые режут металл, они продали громадное количество этих машин КАМАЗу. КАМАЗ потребовал от них, чтобы чертежи были с русским переводом. Сами мы в этом, конечно, ничего не понимали, но Карл купил технологический словарь. В результате нам заплатили шесть тысяч за эту работу, и мы купили наш дом».

Это был обширный «элегантно-потрепанный и хаотичный» особняк с просторным полуподвалом, который занимала редакция, семья же разместилась в двух этажах наверху. «Теперь у нас было место и для кабинетов, и для хранения книг, и для многих русских гостей, иногда живших у нас месяцами», – пишет Эллендея.

Проффер с гордостью сообщает Владимиру Набокову: «„Ардис“ – предприятие, всe еще во многом семейное, но теперь издательство занимает большую часть нижнего этажа довольно живописного здания, которое мы недавно приобрели на четырех акрах холма над Энн-Арбором и рекой. Дом этот первоначально (в 1928 году) строился как загородный клуб, потом был превращен неким эксцентричным миллионером в курятник, а затем вновь стал жилым домом сотрудника автомобильной компании „Форд“, чей счастливый перевод в западное захолустье обеспечил нам место для размещения наборного автомата фирмы „IBM“».

***

Cудьба дома на Heather Way оказалась зарифмована с судьбами мира, страны и ее литературы. Вскоре после смерти Карла на вечере его памяти в Нью-Йоркской публичной библиотеке Иосиф Бродский, друг и поэт, который многим обязан Профферам (а они, надо полагать, ему), скажет: «Если бы не слепящая боль его последних дней, он вполне мог бы заметить, что покидаемый им мир выглядит или, как минимум, мыслит иначе, нежели мир, который он знал всего лишь пятнадцатью годами раньше; эту разницу он мог бы частично зачесть и на свой счет».

Это был трагический момент, хотя, как мы видим из нашего далёка, одновременно и звездный час издательства. Cлова в память о Карле Бродский произнес 1 апреля 1985 года, всего за 22 дня до апрельского пленума ЦК КПСС. В Советском Союзе начиналась перестройка, которая изменит не только страну, но и «Ардис». Без «золотого занавеса» и он не мог оставаться прежним.

«Понимаешь, после перестройки вообще было наше лучшее время в финансовом смысле, – призналась мне Эллендея. – Американцы наконец стали покупать наши книги». Да, этот успех был результатом многих лет кропотливой работы, малозаметной для широкой американской публики, но никто кроме «Ардиса» оказался не готов удовлетворить внезапно возникший голод на всe русское. «Со мной было собрание сочинений Набокова, потом собрание сочинений Булгакова, что заставило Советский Союз издать Булгакова, между прочим, – продолжает Эллендея. – И главное – мы подготовили антологию „Гласность“, которая имела очень широкий резонанс. А потом самая-самая наша успешная книга, это было в 1995 году – перевод „Мастера и Маргариты“».

Недавно, выпивая в одном каннском баре, я разговорился с барменшей, которая почему-то оказалась американкой. Она прочла «Мастера и Маргариту» в переводе «Ардиса», и мы с ней об этом говорили. Это была ее любимая книга.

Хуже было с Россией: «Россия стала пиратствовать сразу, никаких договоров с нами не было, хотя они знали, где мы находимся. Я не подавала в суд. Я считала, что, может быть, это только краткий шанс, может быть, недолгий, а потому надо издать всех и как можно скорее. Конечно, для „Ардиса“ это было очень плохо. Впрочем, русская часть никогда ничего особенного не приносила в материальном смысле. Она была важна для нас эмоционально».

Чудесное пространство Америкороссии, средоточием которого был дом на Heather Way, стало рассыпаться. Несвобода, породившая гнев двух американцев-либералов, скрепляла его, наделяла эмоциями, энергией, азартом, миссией. Конец Советского Союза обозначил закат «Ардиса»: «Без русской части всe было бессмысленно. Это душа „Ардиса“», – говорит Эллендея.

Вроде бы она приняла решение продать дом на Heather Way не поэтому, но, думаю, невидимая сила пыталась вытолкнуть ее в новую жизнь, поскольку старая закончилась. Она говорила мне, что как-то видела сон о теплом море – он окажется провидческим, воспроизводящим пейзаж в окрестностях ее нынешнего дома. Вообще, Эллендея всегда серьезно относилась к своим снам, часто их записывала и пыталась анализировать, могла серьезно расстроится, если сон показался ей дурным предзнаменованием. Моей мачехе она говорила: «В нашем с тобой возрасте, Таня, надо жить у теплого океана». В 1994 году Эллендея продала усадьбу на Heather Way и переехала в Калифорнию. А в следующем году «Ардис» обрел свой последний адрес.