Поверженный Рим - Сергей Шведов

Надо отдать должное Лупициану, он внял совету умного человека и поубавил гонор. Видимо, страх перед новым падением взял верх над врожденным высокомерием. Римским патрикиям иногда просто необходимо хлебнуть горя по самые ноздри, пережитая опала делает их вменяемыми и готовыми к компромиссам людьми.

— Что ты предлагаешь? — спросил Лупициан у Пордаки.

Жители Фессалоники отнюдь не пришли в восторг, узнав, что новый император именно их город избрал для своей ставки. Город и без того испытывал трудности с продовольствием, а тут за его стены прихлынуло еще десять тысяч ртов, ни на что практически не пригодных, но с большими претензиями на чужой кошелек. И хотя император Феодосий строго-настрого запретил своим легионерам обижать обывателей, ссоры между горожанами и распустившимися от безначалия солдатами вспыхивали каждый день. Фессалоника была типичным провинциальным городом обширной империи, населенным представителями десятков племен, которые далеко не всегда мирно уживались друг с другом, а тут, извольте видеть, новая куча варваров, коих и легионерами-то можно назвать чисто условно. Ну и как после этого фессалонцам не злобствовать против нового императора и не посылать на его голову проклятия на разных языках.

— С готами можно договориться, — понизил голос до шепота Пордака. — Насколько я знаю, далеко не все вожди готовы бороться с Римом до последней капли крови. Иные согласятся присягнуть императору на определенных условиях.

— Почему бы тебе не обратиться с этим предложением непосредственно к императору? — нахмурился Лупициан. — Ведь он к тебе, кажется, благоволит.

Пордака действительно удостоился личной благодарности императора Феодосия, когда сумел, используя свои давние, еще с римских времен, связи в Лидии, закупить там зерно для легионов и доставить его в порт Фессалоники. Но, несмотря на благодарность императора и устойчивое положение в его свите, нотарий, много испытавший на своем веку, доверием к Феодосию так и не проникся. Трудно сказать, чем этот человек невысокого роста и почти хрупкого телосложения, явно болезненный по виду, настолько поглянулся божественному Грациану, а точнее, сиятельному Наннию, что они практически без раздумий вручили ему бразды правления над половиной Римской империи. Феодосий был, конечно, далеко не глупым человеком, сумевшим многого добиться в свои неполные тридцать три года, но прошлые успехи на военном поприще отнюдь не гарантировали новому императору благополучного существования. И люди, вершившие судьбу империи, такие как магистр Нанний, префект Меровлад и патрикий Руфин, наверняка считали Феодосия случайной фигурой. Пордака придерживался того же мнения и вовсе не собирался рвать свои налаженные отношения с Руфином, приносившие ему немалый доход, ради призрачных выгод. С другой стороны, почему бы не помочь хорошему человеку, особенно если из этого удастся извлечь толику пользы не только для Римской империи, но и для себя.

— Ты, надеюсь, понимаешь, сиятельный Лупициан, что в открытом столкновении с готами мы потерпим поражение?

— Допустим, — не стал спорить магистр, уже сумевший оценить опытным глазом боевые качества легионов, находящихся под его началом.

— Поражение Феодосия обернется для тебя новым падением, магистр, после которого тебе вряд ли удастся подняться.

— К чему ты клонишь, Пордака? — зло прищурился на старого знакомого Лупициан.

— Варваров надо подкупить, — спокойно сказал Пордака. — Я назову тебе имена готских вождей, с которыми можно иметь дело, а ты выступишь посредником между ними и императором Феодосием. Сразу предупреждаю, люди они корыстные и за свой переход на службу к императору потребуют кучу золота. Но в любом случае подкуп вождей обойдется казне дешевле, чем война. А у тебя, сиятельный Лупициан, появится шанс поправить свое пошатнувшееся материальное положение.

— А частью этих денег я должен поделиться с тобой? — просипел сдавленным от ненависти голосом магистр. — Не так ли, Пордака?

— Ты угадываешь мои мысли на лету, сиятельный Лупициан, — усмехнулся нотарий.

— Может, тебе напомнить, светлейший Пордака, чем закончилось для меня прошлое наше совместное предприятие и какую цену мне пришлось заплатить за то, что я слепо следовал твоим советам?

— Не надо, — небрежно махнул рукой нотарий, — у меня хорошая память, сиятельный Лупициан. Это было далеко не первое мое неудачное предприятие и, наверное, не последнее. Но в отличие от тебя, магистр, я никогда не падал духом. Я никогда не опускался на дно. Я всегда барахтался и всплывал на поверхность. Ибо в этой жизни успеха добивается лишь тот, кто борется до конца. Возьми хотя бы патрикия Руфина. У этого человека было два могущественнейших врага, Валентиниан и Валент, не считая мелких сошек вроде Софрония, Петрония или Арапсия. И где они теперь? Вот она, цена стойкости, Лупициан! Вот он, пример для подражания всем без исключения патрикиям империи! Когда-то в трудный для меня час ты протянул мне руку помощи, магистр, я этого не забыл и отплатил тебе той же монетой. Ты вновь на коне, Лупициан, но это вовсе не означает, что ты будешь сидеть в седле вечно.

— Ладно, — задумчиво проговорил магистр. — Убедил. Так как зовут твоих варваров?

— Самый перспективный из них — Сафрак, — начал с главного Пордака. — Некогда правая рука рекса Германа Амала, а ныне опекун его внука Винитара. Сафрак — христианин, но придерживается арианского толка. Впрочем, ради достижения своих целей он готов стать и никеем.

— И что это за цель?

— Отомстить антскому князю Бусу и вновь возвеличить род Амалов, к которому рекс Сафрак принадлежит. Война с Феодосием не нужна ни Сафраку, ни его остготам. Они охотно согласятся на роль федератов империи. Надо только поманить их за собой.

— Кто еще?

— Рекс Гайана. Наглый, циничный и на все готовый тип. Придияр Гаст и Оттон Балт мешают Гайане развернуться во всю ширь порочной души, а потому он продаст их с большим удовольствием. Но особое внимание тебе следует обратить на Правиту из рода Балтов. Он родственник Оттона, но большой дружбы между ними нет. Сдается мне, что Правита пойдет на все, чтобы устранить своего соперника.

— Попробовать можно, — задумчиво проговорил Лупициан. — Будем надеяться, что император Феодосий одобрит наш с тобой план.

Увы, надеждам комита Лупициана не суждено было сбыться. Император Феодосий слег в горячке. По Фессалонике тут же поползли слухи, что императора отравили. Скорее всего, эти слухи были ложными, ибо Феодосий никогда не отличался хорошим здоровьем. И чрезмерные усилия, которые он тратил на формирование легионов и наведение порядка в подвластных провинциях, роковым образом сказались на его организме. В довершение всех бед готы вторглись в пределы Македонии и принялись разорять города и села. В свите императора началась паника. И очень немногие из приближенных к Феодосию людей сумели в создавшейся ситуации сохранить ясность мышления и трезвую голову. Среди них были нотарий Пордака, комит схолы агентов Перразий и епископ Нектарий, приставленный Амвросием Медиоланским к императору-язычнику с ясной для всех целью. Теперь у Нектария, человека умного и желчного, появился шанс обратить ослабевшего плотью Феодосия в истинную веру. Видимо, именно этим обстоятельством объяснялся слегка приподнятый тон епископа, когда он обращался к заблудшим овцам в лице нотария Пордаки и комита Перразия, пришедшим испросить у него совета.