Предатель. Вернуть любимую - Мила Дали

Маргарита сейчас у Арины. Я выяснил точный адрес.

— Тогда почему не вернул ее домой? — откровенно злюсь.

— Она сказала, что вы дали ей слово больше не делать ничего против ее воли. И передо мной возникла дилемма: исполнить приказ и при этом выставить вас пустословом или согласиться с отказом Маргариты возвращаться к вам.

Это действительно так. У нас в прошлом были разногласия. Перед тем как согласиться стать моей женой, Рита потребовала пообещать ей полную свободу в действиях.

— Пожалуй, в этой ситуации ты поступил верно, — вынужден я согласиться. — Рита что-то сказала?

— Она передала письмо, — достает из внутреннего кармана пиджака запечатанный конверт.

— Как романтично, — хмыкаю.

Рита-Рита… какая же она нежная натура. Я не рассчитываю прочесть слова о любви. Наверное, там будут грустные стихи. Но хотя бы так.

А еще я доволен, что девочка, пусть и на расстоянии, все равно остается под моим контролем.

Забрав письмо, сажусь на диван. Нетерпеливо разорвав конверт, вчитываюсь в строчки, но стопорюсь уже в начале:

«Ну привет, кусок говна…»

Я не то что в шоке — в ауте.

Нет, я бы ни за что не поверил, что такую херь могла написать Рита, если бы не почерк. Он принадлежит ей. Я знаю каждую петельку на выведенных ею буквах.

Столько оскорблений в мой адрес я не слышал за всю жизнь. Да и если бы кто-то осмелился, то в тот же день был бы уже мертвым.

А внизу листа вместо слова «прощай» читаю это — «и вообще, пошел ты на хуй!»

Стиснув зубы, шумно выдыхаю. Черт бы ее побрал! Другому человеку не простил бы. Даже родному брату. Но Рита…

Если с ней что-то случиться, я сдохну. Настолько сильная, неконтролируемая, необъяснимая у меня к ней тяга.

Сминаю проклятый лист и бросаю в пепельницу на кофейном столике.

— Власов, — снова рявкаю и протягиваю руку, — зажигалку! — Сжигаю ебучее письмо. — А теперь вытряхни это на улице, — пренебрежительно киваю на остатки листа. — Чтобы я даже пепла не видел.

Глава 5

Рита

На следующий день

— Рита открой дверь! — грохочет Суворов и ударяет по ней кулаком, так что железное полотнище вибрирует.

— Нет, Мирон, уходи! — проглотив слезы, кричу в ответ.

Он выбрал другую женщину. Вдребезги разбил мою гордость, унизил, в хлам уничтожил и без того невысокую самооценку. Но это не самое страшное…

Гораздо ужаснее, что вчера Суворов потоптался грубыми ботинками на моем сердце, заявив, что хочет спать. Вымотался после бурной ночи и болел с похмелья.

Он снова выставил на первый план свои потребности, мои же задвинул. А ведь я ждала его объяснений, надеялась услышать оправдание, зацепиться за хлипкую ниточку, которая могла бы сохранить наши отношения.

Он не пожелал. Насытившись Виталиной, решил отдохнуть. А к вечеру прислал вместо себя Антона в качестве извинений.

Я такого цинизма от него не ожидала. Сначала букет купил Власов, потом оправдываться за босса приехал. Провинившийся мужчина сам приезжает вымаливать прощение, готов в ногах валяться, а Мирон… Он, как всегда, делегировал эту обязанность другому.

Мне стало так обидно, что я решила ему отомстить и передала скверное письмо. Но даже здесь уже по какой-то дурацкой привычке позаботилась об имидже Суворова, спрятала лист в конверт, чтобы Власов не прочитал.

А зря. Надо было без конверта передать.

И вот теперь спустя сутки Мирон Олегович соизволил явиться лично.

Но мне уже не нужны его слова.

Уйдя жить к Арине, я знала, что вычислить ее местоположение будет для Суворова не проблемой. Для него вообще нет ничего невозможного. Конечно, с такими деньгами и связями. Только я его вчера ждала, а сегодня уже ничего не хочется.

— Не смей держать меня за порогом, как будто я твой дружок-ровесник! Я уже достаточно потерял времени из-за твоих капризов! — И снова удар.

Мирон стоит на лестничной клетке всего лишь минут десять и уже обвиняет — он потратил несколько минут своего времени! А я потеряла сон! И покой от навязчивых мыслей и постоянно всплывающих в воспоминаниях образов Мирона и Виталины, занимавшихся сексом.

Когда пытаюсь закрыть глаза, отчетливо вижу их снова и словно схожу с ума. Слышу ее стоны, которые гвоздями всклочиваются в уши. И даже запах будто в носу застыл.

Собраться с силами, махнуть рукой и заставить себя заново жить — не получается, потому что сил практически нет, и невозможно сосредоточиться на чем-то другом. Голова занята только Суворовым. Что-то внутри меня сломалось, и вера в любовь умерла. Я думала, что на следующий день мне станет хотя бы чуточку легче, но во мне слишком много боли.

— Я насильно не заставляю тебя там стоять! — кричу Мирону. — Ты сам так хочешь.

— Потому что я должен с тобой поговорить!

— А я хочу, — задыхаюсь от горьких эмоций, отравляющих меня словно яд, — чтобы ты умер!

Все вдруг стихает. Несколько секунд обездвижено еще стою возле двери, а потом оборачиваюсь к Арине, которая стала свидетельницей нашего конфликта.

— Ушел? — шепчет подруга.

Осторожно смотрю в глазок.

— Вроде бы да.

— Уф… — выдыхает она облегченно. — Хорошо, что Славка на работе. Он бы не понял ваших разборок.

— Да, хорошо. Не хотелось бы его впутывать.

Мы проходим в небольшую кухню. Обессилено сажусь на табурет. Меня до сих пор трясет. Арина наливает из кулера воду в кружку и подает мне, а затем подходит к окну. Ее квартира располагается на третьем этаже, окна открывают вид на двор.

— Его машина все еще там, — сообщает Арина.

— Бесится, наверное, сидит. Так ему и надо. Пусть вообще проваливает. Навсегда!

Подруга, подперев собой подоконник, скрещивает руки на груди и, поджав губы, вздыхает:

— Дорогая, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю и что мне тоже больно это все переживать, но я должна кое-что уточнить. Тебе сейчас плохо, и мне очень жаль, что так рано ты узнала горечь предательства, но что, если Мирон и правда психанет? Ты сама-то готова навсегда попрощаться с этим мужчиной?

— Ты что, оправдываешь его? — не верю своим ушам.

— Нет, конечно, нет! — мотает головой. — Просто ты вчера полночи опять проверяла его страницу и страницу этой мерзкой Лактионихи. А теперь представь: ты заходишь в их профили и видишь совместные посты, где они целуются, обнимаются. Или вообще со свадьбы. Что с тобой будет? Я боюсь, что твое хрупкое сердечко не выдержит, дорогая. Я не снимаю вину с Мирона, но хочу сказать, что он тоже сейчас на эмоциях и может совершить еще одну ошибку, например, подумать о