Я люблю свою работу? - Ксения Ласкиз

— Воды. С газом. И со льдом, — сухо произношу я.

— Не бойся, мы их сейчас сделаем, — Рябинов ободряюще треплет меня за плечо.

«Мы» в ключе всего происходящего звучит как издевка. «Мы» проведем переговоры, потом «мы» вернемся в офис и на очередном совещании у генерального Рябинов расскажет, как ОН сделал месячный план департамента за чашечкой кофе с однокурсником. Конечно, он упомянет мое имя, но этого никто не услышит… Генеральный похвалит, подчиненные будут восхищаться, подхалимы — падать к его ногам, а завистники — злобно шипеть в углу. Что остается делать мне? А я… Мне повезло: вхожу в круг избранных и называю его Витя, пусть только в глаза и при коллегах, и когда хорошее настроение. «Поэтому придется радоваться за успех Вити с остальными избранными, и нужно попытаться делать это искренне», — произносит здравый рассудок. Тщеславие рассыпается в проклятьях, потому что прекрасно понимает, что должность директора Департамента удаляется от нас, словно горизонт… Видимо, судьба решила, что на сегодня с Рябинова хватит злоключений и пора подсластить его участь.

Делаю глубокий вдох и с грустной улыбкой произношу:

— Конечно, мы их сделаем.

Ровно через десять минут, как и обещала секретарша преклонного возраста, в переговорную входит президент «Оушен» в компании Алексея Константиновича. Феофан Эрнестович Терехов практически на голову выше своего вице-президента. Он выглядит на тридцать с небольшим — крайне странно, ведь Рябинову уже сорок два. Быть может, Витя ошибся, и это не его однокурсник? Здравый рассудок крутит пальцем у виска: вряд ли имеются тезки с подобным ФИО.

Вьющиеся смоляные волосы, легкая небритость, узкий разрез черных глаз… Дорогой иссиня-черный костюм идеально сидит на нем, а расстегнутая верхняя пуговица бледно-голубой сорочки — явно не по протоколу — напоминает окружающим, что здесь он — Бог. Здравый рассудок сразу же отчитывает меня за нездоровый интерес и заставляет перевести взгляд на более безобидный объект — Рябинова. Тот приоткрывает рот на пару секунд, но тут же приходит в себя и встает с места, чтобы обменяться рукопожатиями с пришедшими.

Я, как и предполагает этикет, продолжаю сидеть и лишь чуть заметно улыбаюсь, стараясь следовать совету здравого рассудка и не смотреть более на Терехова. Может, вообще покинуть помещение: тут все «порешают» и без меня, какой смысл отсвечивать рядом с Рябиновым? Еще этот Терехов, со своей небритостью и прищуром, уставился на меня, как на экспонат в Кунсткамере. Он смотрит с минуту, после чего через стол протягивает мне руку. Шутит? Это даже не смешно! Что он себе позволяет? Удивленно поднимаю глаза, но его не смущает мой недоумевающий взгляд, поэтому не остается ничего иного, как вложить в его руку свою ладонь. Не люблю, когда ко мне прикасаются посторонние люди. Мурашки пробежались сначала вверх, потом вниз — наверное, от злости… Впрочем, Терехов не собирался обмениваться рукопожатиями: он лишь чуть сжимает мою ладонь, после чего аккуратно освобождает ее, а его глаза еще больше сужаются. Извращенец какой-то!

Наконец все усаживаются, и наступает момент обмена визитками — любимый ритуал Рябинова. Свои визитки он заказывает отдельно — из пластика, с использованием объемного лака 3D и тиснением дифракционной фольгой — уж точно не под стать корпоративным. Сдерживаюсь из последних сил — еще немного и убью его!

Терехов берет в руки его визитку, внимательно изучает, и его глаза расширяются.

— Виктор? Вот так встреча! — он улыбается уголками губ.

Не-на-ви-жу!

— Действительно! Двадцать лет не виделись. С выпускного, да?

— Да. С чем пожаловал?

— Работать с вами хотим.

— Ты хочешь? — Терехов делает ударение на слово «ты».

— Я, — отвечает Рябинов, как ни в чем не бывало.

Не-на-ви-жу!!!

Алексей Константинович не без удивления наблюдает за всем происходящим: ничего себе переговоры! Он-то, конечно, знает, что Рябинов, с пафосом вещающий о перспективах сотрудничества, оказался здесь совершенно случайно. Строю из себя само равнодушие и скрываю взгляд от Терехова, потому что боковым зрением замечаю, как он продолжает смотреть на меня. Когда же, наконец, закончатся эти переговоры и мы уберемся из этого отвратительного места? Сколько еще будут длиться мои мучения?

Вскоре Терехову надоедает треп бывшего однокурсника (или его утомило смотреть на меня?) и он встает с места:

— Прошу меня извинить, но вынужден удалиться. Господин Кузнецов продолжит встречу.

Он обменивается рукопожатием с Рябиновым и одаряет меня пронзительным взглядом, после которого хочется провалиться на нижний этаж подземной парковки.

Мы вернулись в офис к четырем. Рябинов сиял, как лампа дневного света, и это раздражало. Конечно, во время ланча я пела ему дифирамбы, хотя с большей радостью всадила бы вилку в его ногу. Впервые за долгое время сидела на встрече, как мебель, улыбаясь клиентам — он даже слова не дал мне вставить. Да и зачем — ведь Феофан — его приятель!

Увидев меня, Оля и Лидочка отворачиваются друг от друга, и, создавая вид бурной деятельности, принимаются стучать по клавиатуре.

— Договор уже отнесли на визу юристам, — деловито произносит Оля, не отрываясь от монитора. — Как все прошло?

— Отлично. Их генеральный оказался однокурсником Вити, — взяв себя в руки, я произношу это с восторгом.

— Можно подумать, ты об этом не знала, — ехидно замечает Лидочка. — Специально ведь его с собой потащила!

Что ж, это лучше — чем ничего. Пусть все думают так — хоть в чем-то будет моя заслуга, когда Рябинов будет почивать на лаврах.

— Не удивлена, — Аня вздохнула. — То есть план на февраль мы выполнили?

— Смогу точно сказать, когда они переведут деньги, — снимаю пальто.

— Маш! — к моему столу подбегает запыхавшийся Рязанов. — Клиент уже здесь. Пойдем?

Вздрагиваю от внезапного звонка мобильного телефона. На экране высвечивается фотография мамá в обнимку с Альфи — ее любимым созданием и, по совместительству, мопсом. Мамá обожает этого четвероногого дьявола, чем Альфи неизменно пользуется, тем самым еще больше раздражая папá.

Выключаю звук и возвращаюсь к работе: отчет за январь еще не готов, а понедельник уже близко. Вообще-то ежемесячный отчет — функционал Лидочки, но она последнюю неделю так занята соблазнением Рязанова, что времени на выполнение должностных обязанностей совсем не хватает. Конечно, я могла разораться и заставить ее сидеть до утра на рабочем месте, но не стала: единственное, что может отвлечь от ужасных воспоминаний об ужасных переговорах с ужасным Тереховым — работа.

Мамá никак не угомонится — звонит мне еще раз, и еще, и еще — до тех пор, пока я не отвечаю.

— Что случилось? Я на работе! — пытаюсь скрыть раздражение.

— Опять ты там засела! Немедленно собирайся и приезжай к нам. Ты забыла? Все гости в сборе!