Червоточина II. Апгрейд - Клим Мглин

голого мальчишку на каменную плиту алтаря. Ненадолго склонилась над его грудью — что-то трещало, и противно хлюпало. Но недолго. Злая фея вскинула вверх руку — рукав рваного рубища сполз вниз, обнажая прозрачную, как у могильного червя кожу, под которой вилась уродливая паутина чёрных вен.

Её рука сжимало человеческое сердце. Оно всё-ещё содрогалось.

Сёстры, не отрываясь, глядели на кусок живой плоти, истекающий дымящейся кровью.

А в зале что-то происходило. Ритуальное пение стихло. Гул барабанов смолк. Сбившиеся в кучу люди пали ниц. Некоторые пытались отползти прочь, царапая скрюченными пальцами каменные плиты пола, но застывали на месте, обессиленные.

Что-то приближалось из дальнего угла залы.

Сёстры видели, как в клубящихся сгустках рваного чёрного тумана шевелятся отвратительные когтистые конечности, покрытые слизью и тошнотворной жижей; как волочится гибкий, сочленённый хвост, щетинящийся причудливо изогнутыми шипами и отростками; как зловонное дыхание и пар, вырывающиеся из жуткой пасти этого отродья, наполняют пространство гнилостной, смердящей скверной.

Высокая женщина в белом колпаке сделала шаг навстречу чудовищу. Она преклонила колени и вытянула пред собой обе руки. Она предлагала подношение. Трепещущий, пульсирующий кусок свежей плоти.

— Йорве пара маскедаль, хурве ара аскедалле! — голос жрицы — высокий и пронзительный, многократно отразился от стен святилища.

Чудовище приняло подношение.

Окутанный тёмным мороком силуэт навис над женщиной — нечто влажное слизнуло сердце с её ладоней.

— Йотте Д'хат, — раздавшийся звук мало походил на голос, скорее это был гул, низкая вибрация, колебание воздуха.

Адепты зашевелились, словно навозная куча, полная белых личинок. Они царапали ногтями головы, раздирали лица; их измождённые тела содрогались в экстазе, многих рвало.

Жрица в белом колпаке поднялась с колен — её чёрные глаза не двигались; смотрели перед собой — прямо на клубящийся ужас. Спиной вперёд отступила к алтарю — рука нащупала горло следующей жертвы. Она подняла крупного мужчину легко, будто пуховую подушку, а затем бросила на жертвенный камень. Склонилась. Снова раздался треск раздираемой плоти и хруст ломаемых костей. В бледной руке вновь появилось окровавленное человеческое сердце.

Флёр заурчала будто голодная волчица. Она оттеснила сестру от смотровой щели, упёрлась в девушку спиной, и согнула ноги в коленях, копя силы и ярость. Потом ударила.

Деревянная стенка разлетелась обломками. Крышка ящика отлетела к потолку со скоростью пушечного ядра. Её сопровождал серебряный дождь из разорванных звеньев цепи. Две девчушки в длинных до пят, белоснежных рубашках, непричёсанные, покрытые пухом из разодранной перины и мелкой щепой, медленно поднимались на ноги.

Курящийся чёрным дымом сгусток мрака, в котором постоянно двигалось что-то невнятное и жутко омерзительное, застыл на месте; женщина в белом колпаке развернулась вполоборота. Её рука накренилась — человеческое сердце съехало по предплечью, оставляя кровавый след на прозрачной коже, и смачно шлёпнулось на каменные плиты пола.

Арманда опустилась на четвереньки. Она не знала, зачем она это сделала, но что-то внутри подсказывало — так будет удобнее. А затем её сознание подёрнула багряная пелена — не осталось ни размышлений, ни эмоций, ни сомнений, ни боли. Остался лишь голод. Некоторое время сёстры шипели, словно две рассерженные кошки, обнажая острые клыки. Потом бросились вперёд.

6.

— Пить, — хрипло попросила Арманда.

Она сидела на каменном полу, прислонившись спиной к алтарю и широко раскинув тощие босые ноги. Что-то жутко давило ей на шею. Она согнула в локте правую руку, чтобы снять это, но кисть не слушалась. Арманда уставилась на кровоточащий обрубок, которым заканчивалось её предплечье.

— Не переживай сестричка, — раздался сбоку знакомый голос, — Помнишь зимой мы с тобой украли у папочки его старые сабли? Всё будет, как и в тот раз — уже через пару суток она снова отрастёт. На вот, освежись.

Флёр, перемазанная кровью, слизью и бог знает, чем ещё, ковыляла к ней спиной вперёд — руки девушки вцепились в ступни обнажённого человека, тело волочилось по мокрым от крови плитам.

— Кристиан, — оживилась Арманда, — Всё ещё живой.

Уцелевшей левой рукой она освободилась от отрубленного отвратительного щупальца, обвившегося вокруг её изящной шейки, и отшвырнула прочь.

— Живой, — согласилась Флёр, — Теперь ему придётся заботиться о двух бедных сиротах. Много не пей, хотя небольшое кровопускание пойдёт на пользу — парня опоили какой-то отравой.

Она устало привалилась рядом с сестрой. Грудь девушки представляла собой страшную рваную рану. Содранная кожа свисала с половины её лица лепестками распустившейся розы.

— Кстати, в живых осталась ещё и она, — палец младшей сестры ткнул в потолок, — Я гоняла её по всему залу, пока ты добивала каракатицу, но эта тварь быстра, как мангуст.

Арманда с сожалением оторвала окровавленный рот от прокушенной шеи мужчины и глянула в указанном направлении.

В дальнем углу потолка, вниз головой, словно гигантская паучиха, сидела тощая жрица. Белый колпак куда-то делся — редкие седые космы, торчащие из обширной плеши, свисали вниз.

— La tabarnac de pute, — приветствовала её Арманда, — Слезай, поговорим.

— Как пожелаете, мадемуазель, — раздался в ответ тихий, шелестящий, словно пересыпаемый песок, голос.

Арманда и Флёр удивлённо переглянулись. Жрица спрыгнула на пол, приземлившись на все четыре конечности — те были вывернуты в суставах на манер паучьих лапок. Существо замерло, раскрыв чёрную прореху на месте рта.

— Она не опасна, — прошелестел голос, — Сейчас это тело — лишь некий символ — просто для того, чтобы вы не разговаривали с пустотой.

Сёстры, охая и цепляясь друг за друга, попытались встать. Им удалось.

— Кто ты? — спросила старшая.

— Жуткая тварь, тёмное божество, которому поклоняется кучка сумасшедших наркоманов и которого кормят человеческими сердцами, — ответил шёпот.

— Поклонялись, — уточнила Флёр, окидывая взглядом залу.

Каменный пол завален багровыми ошмётками, плавающими в липких лужах. Даже стены и потолок красны от крови. Не осталось ни одного уцелевшего тела, за исключением Кристиана.

— Придут другие, — ответил бесстрастный голос, — Люди не могут без богов. Они жаждут поклонения.

— Мы же убили тебя, — Арманда кивнула в сторону невнятной кучи из щупалец, шипов и когтей — та пузырилась и булькала.

— А, это... — небрежно ответил невидимый собеседник, — Это всего лишь миньон — прислужник, настолько никчёмный, что может безболезненно проникнуть в ваш мир.

— Что-то у него не получилось безболезненно, — заметила Флёр.

— Я имел