Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - Питер Акройд

либералов как «прогрессивной организации с прогрессивным чутьем», а также их репутации главных противников тори. И все же первые пять лет лейбористы оставались лишь парламентской группой влияния, не претендующей на место Либеральной партии. Группа включала всего двух членов парламента, один из которых – сам грозный Харди, известный тем, что ходил на заседания в матерчатой кепке, а не в традиционном шелковом цилиндре. Одно его присутствие в Вестминстере вызывало у многих шок. «В складках монархии, – писал один журналист, – завелась республика». Пресса, преимущественно консервативная, честила Харди на чем свет стоит за его республиканские взгляды. С задней скамьи парламента он пропагандировал идею увеличенного и прогрессивного подоходного налога (который тогда платили лишь 7 % населения), за счет которого предлагал проводить социальные реформы во благо рабочего класса.

Пока еще никто особо не прислушивался к голосам лейбористов. Администрация Бэлфура, продержавшаяся с 1902 до 1905 год, не имела ни малейшего интереса к социальному законодательству, а уж идея повышения налогов большинству тори казалась попросту вопиющей. Тем не менее в 1903 году правительство издало Акт о безработных, в котором государство хотя бы признавало существование проблемы. Самой амбициозной внутриполитической законодательной инициативой правительства оказался Закон об образовании 1902 года. Он обеспечивал финансирование конфессиональных религиозных школ из местных бюджетов, причем по закону начальные школы, существующие на пожертвования и управляемые представителями англиканской и католической церквей, приравнивались к тем, которыми руководили советы попечителей. Закон вызвал бурю возмущения на скамьях либералов. Те утверждали, что акт дискриминирует нонконформистов, поскольку субсидии предполагаются в основном для англиканских школ.

Закон об образовании повлек много противоречий, но cause célèbre[15] правления Бэлфура – протекционизм. В 1902 году группа либеральных юнионистов и консерваторов попыталась убедить правительство ввести таможенные сборы на все импортные товары, ввозимые в Британию не с имперских территорий. Их предложения по сути предполагали конец экономики невмешательства и свободной внешней торговли – двух бесспорных викторианских догматов. Либеральная партия выступила против – на тех основаниях, что ничем не стесненная конкуренция естественна, добродетельна и патриотична.

Дебаты не только четко разделили две партии, но и разбили коалицию юнионистов с консерваторами. Многие тори с сочувствием относились к фритредерским[16] идеям либералов, а кроме того, питали искреннее убеждение, что менять существующее положение вещей вредно. Как такая радикальная идея, вопрошали они, могла родиться в коалиции, где господствовали консерваторы и чьей основной целью было законсервировать все как есть и сохранить как можно дольше власть партии, безраздельно царившей в Вестминстере почти два десятилетия?

На это имелся простой ответ, а именно: Джозеф Чемберлен, министр по делам колоний и лидер либерал-юнионистов. Сам факт его обращения к таможенной реформе гарантировал, что этой теме суждено стать громкой. Чемберлен, по меткому замечанию молодого тори Уинстона Черчилля, был из тех, кто «делал погоду» – в кабинете министров, в парламенте и в стране. Харизматичный политик с бутоньеркой в петлице и моноклем был «сделан в Бирмингеме» и до мозга костей пропитался самоуверенностью города, пережившего невероятный материально-технический взлет во время промышленной революции. Бывший фабрикант, производитель шурупов, он отличался резкостью, практичностью, энергией и амбициями. Символ процветающей бирмингемской коммерческой аристократии, в 1870-х Чемберлен занимал пост мэра города и сильно улучшил городскую инфраструктуру, реализуя программу «муниципального социализма».

Учитывая характер и биографию Чемберлена, неудивительно, что не все тори радовались его переходу на их половину палаты общин в 1886 году, после внесения либералами первого законопроекта о самоуправлении в Ирландии. Многие консерваторы полагали, что старинной партии правящего класса землевладельцев и англиканской церкви не стоит вступать в союз с фабрикантами и оппозиционерами, в особенности такими, как Чемберлен, – радикальными, вспыльчивыми и потенциально несущими раздор. Однако в смысле грядущих выборов он оказался необычайно ценным приобретением для будущего политического альянса. В 1895 году его либерал-юнионисты заняли 71 место в парламенте и вошли в коалицию, а его действия как министра по делам колоний с тех самых пор пользовались большой поддержкой народа. Чемберлен, будучи рьяным империалистом, считал, что «британский народ – лучший правящий народ из всех, которые видел мир». Его имперский план заключался в создании тесных связей между «родственными нациями» ради «схожих целей». В частности, он стремился укрепить «узы», призванные соединить Британию, Канаду и Америку в «еще более Великую Британию». Впрочем, укрепления и интеграции империи Чемберлену было мало, он мечтал о расширении ее границ. Его агрессивные действия разожгли конфликт с бурами, который так и называли – «война Джо». На первом этапе военных действий он наслаждался триумфом британских войск, что привело к решительной победе юнионистского альянса на парламентских выборах 1900 года.

Речи и статьи Чемберлена во время той предвыборной кампании пересыпались лозунгами. «Каждое потерянное место в правительстве, – говорил он, – это уступка бурам». Чемберлен считал, что тонкие аргументы не годятся для нового века. «В политике, – заявлял он, – надо рисовать широкими мазками». Его дар напрямую обращаться к обладающим правом голоса низам среднего класса и деловым кругам, используя понятный им язык и современные средства печати, делал его уникальным в рядах коалиции. Как сказал Черчилль, он был тем, «кого знали массы». И хотя многие тори и почти все либералы обвиняли политика в том, что его демагогические приемы снижают стандарты публичной деятельности, партийной верхушке ничего не оставалось, кроме как мириться с этим.

Позорный провал Бурской войны похоронил джингоизм, либеральная оппозиция набирала обороты, и Чемберлену понадобился новый боевой клич. Кроме того, он уже приближался к почтенному 70-летнему возрасту и жаждал вписаться в какое-нибудь последнее приключение. Желательно такое, которое помогло бы ему воплотить самую большую свою амбицию – возглавить юнионистское правительство. Чутко улавливающий дух времени Чемберлен первым ощутил, что предприниматели и низы среднего класса медленно приходят к мысли, что свободная конкуренция – всего лишь викторианский трюизм. Вот это-то откровение и вдохновило его на проект протекционистской таможенной реформы.

Чемберлен представил свой план кабинету в 1902 году. Одних коллег ему удалось убедить аргументами, что новые таможенные пошлины защитят английское производство от иностранных конкурентов, но другие отнеслись к программе с открытой враждебностью. Бэлфур решил, что он не может рисковать доверием критиков Чемберлена и поддержать его план. Официальная позиция правительства отличалась классической Бэлфуровой амбивалентностью: протекционистская реформа в целом желательна, но сейчас ее проведение нецелесообразно. Чемберлен был не из тех, кто готов ждать. В мае 1903 года он бросил Бэлфуру вызов, обнародовав свои предложения в ошеломительной речи, произнесенной в Бирмингеме: политик утверждал, что английское фритредерство вкупе с таможенными пошлинами, налагаемыми другими государствами на английские товары, разрушают промышленность страны. «Сахара нет, шелка нет, железо под угрозой, шерсть под угрозой, хлопок исчезнет! Как долго вы собираетесь это терпеть?» Лишь введение таможенных пошлин на товары, производимые вне империи, может остановить экономический упадок и сохранить рабочие места.