Чужое счастье - Аурелия Хогарт

Каждый раз Эмери внутренне замирала, ожидая, что еще немного — и дружеский поцелуй превратится в настоящий. Но нет, романтические поцелуи Лекс оставлял для другой девушки. Эмери же оставалось терзаться чувством безысходности.

— Да и мне не пришлось бы тащиться в твою глухомань, если бы ты была чуть осторожнее, — продолжил Лекс с едва заметным лукавым блеском в глазах.

Заметив эти искорки, Эмери вспыхнула. Кажется, ему весело! — промчалось в ее голове. Или просто нравится злить меня. Но я не должна поддаваться на провокацию. Это соображение помогло ей взять себя в руки.

— Вот я и говорю, — подхватила она, — уезжай! Вовсе незачем тебе здесь оставаться.

В первое мгновение Лекс растерялся, но лишь на секунду.

— Это ты так думаешь. Я же, вернувшись в Огасту, стану терзаться угрызениями совести, что оставил тебя больной, без всякой помощи и практически без денег. Ведь твои банковские счета давно пусты, да и особой наличностью ты, насколько мне известно, не располагаешь.

О да, про состояние банковских счетов Эмери банкир Лекс Сеймур знал все! Об отсутствии же у нее наличности нетрудно было догадаться. Ей просто неоткуда было взяться. А так как Эмери в настоящий момент очутилась в своеобразной изоляции, то обратиться за финансовой помощью ей было не к кому. Близких родственников Эмери не имела, потому что ее отец умер четыре года назад, а матери она почти не помнила: в молодом возрасте та скончалась от неизлечимой болезни. Так что рассчитывать ей приходилось лишь на собственные силы.

Правда, была у Эмери младшая сводная сестра, Селия. Но Лексу и в голову не пришло бы предположить, что та согласится оказать Эмери хоть какую-то помощь. Да и Эмери — насколько он мог судить, исходя из сведений, которыми располагал, — даже сползая в пропасть отчаяния, не обратилась бы к Селии с просьбой о спасении.

Не только Лекс, остальные знакомые тоже прекрасно знали, что Селия ненавидит Эмери. И было за что.

— Прости, я не поняла, что ты там сказал насчет совести? Разве тебе знакомо подобное понятие? — Эмери картинно подняла брови, всем своим видом изображая недоумение. — Я уж не говорю про «угрызения»!

С усмешкой глядя на нее, Лекс протянул:

— Ну не надо… Тебе ли распространяться о совести, золотце? Ты сама с ней не в ладах. К тому же не забывай, ты первая нечестно поступила со мной, а потом только пожинала плоды своих действий.

— Положим, действовал в основном ты, — отведя взгляд, буркнула Эмери. — Мне же оставалось лишь пассивно принимать удары.

Ей трудно было спорить с Лексом, потому что в данном случае правда была на его стороне. В то же время она не могла примириться с подобным положением вещей, так как совершенный ею поступок, о котором говорил Лекс, был продиктован любовью — тем чувством, о котором он ничего не знал и не должен был даже заподозрить чего-либо, иначе…

Эмери прерывисто вздохнула, лишь на миг представив себе, в каком унизительном положении окажется, если Лекс догадается, что она его любит.

Тем более нельзя допустить, чтобы он остался здесь! — вспыхнуло в ее мозгу.

— Вот видишь, теперь ты вздыхаешь, — миролюбивым тоном произнес он. — Небось жалеешь о том, что сотворила, а? — Но так как Эмери промолчала, он задал новый вопрос: — Ну скажи на милость, зачем ты это сделала?

Потому что любила тебя, безмолвно ответила Эмери. Люблю и сейчас. И, как прежде, должна тщательно скрывать свои чувства.

В ее душе вдруг поднялась волна возмущения. Проклятая любовь! Откуда она только взялась? Или это какое-то наказание? Подумать только, человек, в котором я души не чаю, стоит здесь и потешается надо мной, будто ему мало прежних издевательств!

— Знаешь что? — сузив глаза, процедила она. — Езжай-ка ты домой! Твое присутствие меня раздражает.

Лекс тоже прищурился.

— Неужели? А еще совсем недавно оно было тебе приятно… той ночью, помнишь? — вкрадчиво произнес он.

Еще бы Эмери не помнила! Это была самая сказочная ночь в ее жизни. Наверное потому, что она провела ее с возлюбленным, а не просто с приятелем. Однако Лекс поступает нечестно, напоминая ей об их единственном — и неожиданном для обоих — опыте интимного общения.

Вероятно, его удивляет собственная вспышка страсти, а еще больше — моя податливость, подумала Эмери. Ведь следуя логике развития наших отношений, я должна была оттолкнуть его. Но вместо этого…

От воспоминания обо всем, что произошло «вместо этого», ее бросило в жар и она с ужасом почувствовала, что краснеет.

— Конечно, помнишь, — тихо констатировал Лекс. Протянув руку, он провел по щеке Эмери кончиками пальцев.

Удивительно, но именно это прикосновение и отрезвило ее. Если так будет продолжаться и дальше, нет никаких гарантий, что случившееся между нами в ту ночь не повторится прямо сейчас. Тогда Лекс точно сообразит, что все это неспроста и я не так уж ненавижу его, как следовало бы ожидать. Правда, говорят, ненависть страсти не помеха, но лучше не рисковать. Иначе я за себя не ручаюсь!

— Ах вот в чем дело… — протянула она. — Теперь понятно, что привело тебя сюда и почему ты хочешь остаться.

Лекс попытался было что-то ответить, но Эмери опередила его.

— Так знай, ничего не выйдет. То, что между нами было, больше никогда не повторится. Никогда!

В глазах Лекса промелькнуло удивление.

— Никогда? Значит, тебе не понравилось наше… э-э… маленькое приключение?

Ну да, разумеется! Для него это просто приключение, и не более того. К тому же маленькое.

— Нет! — выпалила Эмери чуть более резко, чем следовало бы.

Несколько мгновений Лекс пристально разглядывал ее раскрасневшееся лицо, потом спокойно произнес:

— Лжешь.

— Я? — воскликнула Эмери с фальшивым пафосом.

Он усмехнулся.

— Конечно ты. Кто же еще?

Сердито засопев, она подошла к двери и распахнула ее.

— Все, мое терпение кончилось. Убирайся.

Эмери ожидала от Лекса чего угодно, но только не того, что он сделал, — придвинул стул и оседлал его, расположив спинкой к лицу.

— И не подумаю. Я сказал, что намерен остаться, и точка. Иначе ты тут умрешь с голоду. — После короткой паузы он добавил: — И не воображай ничего такого — я просто не хочу, чтобы знакомые обвинили меня в твоей смерти.

Ничего такого! То есть их «маленькое приключение» так мало значит для Лекса, что он даже не думает о повторении.

Эмери вновь залилась краской. Выходит, она выдала себя, иносказательно сообщив Лексу о своих тайных мыслях.

— Что ты себе позволяешь? — вырвалось у нее, но скорее смущенно, чем возмущенно. — В конце концов, имею я право на частную жизнь или нет? А может, я хочу умереть голодной смертью, подобная мысль не приходила тебе в голову? При чем здесь ты?