Не совсем мой, не совсем твоя - Татьяна Воронцова

Он шагнул к машине и открыл дверцу.

– Садись.

Ксения внимательно посмотрела на него.

– Садись, – повторил Ник. – Ты можешь, конечно, повернуться и уйти, но позже ты об этом пожалеешь. Так же, как и я.

– Как бы мне не пришлось пожалеть, что я осталась.

Он пожал плечами:

– Решай сама.

Ксения вспомнила сладостные содрогания при свете галогеновых ламп… его руки на своих бедрах… Можешь повернуться и уйти. Разумеется! Именно так и следует поступить. Неужели ты хочешь иметь проблемы из-за какого-то мелкого авантюриста, который, укрывшись от жизненных бурь под крылом у богатой женщины, без зазрения совести ищет удовольствий на стороне? Рано или поздно Илона об этом узнает. Навряд ли она ограничится изгнанием фаворита из королевских покоев. Судя по тому, что болтают о ней сослуживцы, она вполне способна устроить вам обоим Вальпургиеву ночь. А ведь есть еще Игорь. В принципе он никогда не давал повода заподозрить себя в неумеренной агрессивности, но когда волк отстаивает свое право на волчицу или на территорию… Все, вежливо прощайся и уходи.

– Но в десять я должна быть дома, – предупредила Ксения, усаживаясь на пассажирское сиденье.

– Комендантский час?

– Вроде того.

В потоке машин «октавия» медленно двигалась по проспекту Мира. Снегопад не прекращался. Ник молчал, похоже, не испытывая при этом никакой неловкости, а Ксения просто не могла придумать, о чем бы с ним поговорить. О Бетховене?.. Только когда он начал перестраиваться, собираясь поворачивать налево, она вяло поинтересовалась:

– Куда мы едем?

Выяснилось, что они едут в «Итальянскую тратторию» на Садовом кольце. Что ж, не так плохо. Приятный интерьер, европейская кухня. Народу было немало, но свободный столик на двоих нашелся сразу же, причем у окна. Ксения любила сидеть у окна. Можно неторопливо потягивать вино, пребывая в праздности и сытости, и одновременно наблюдать за нескончаемой гонкой (гонкой за миражами, зримым воплощением которых являются деньги и общественное положение) по ту сторону оконного стекла. Со спокойной отрешенностью будды.

– Красное или белое? – спросил Ник, открывая карту вин. И поднял глаза на Ксению, которая изучала меню. – Мясо или рыба?

– Рыба.

– Рыба, – повторил он с укоризной. – Надеюсь, ты не вегетарианка?

– Нет. А что ты имеешь против вегетарианцев?

– Да в сущности ничего. Просто меня удивляют люди, следующие какой-то определенной доктрине. Почему именно этой доктрине? Почему не другой? Только потому, что в какой-то момент на вашем горизонте появился тот или иной фанатик с задатками лидера и мастерски навязал вам свою точку зрения?

– Так бывает не всегда.

– Не всегда. Но в большинстве случаев.

Эти слова заставили Ксению взглянуть на него с новым интересом. Восемь нейрологических контуров. Вот оно что.

– А тебе никогда не приходило в голову стать вегетарианкой? – не отставал Ник. – Или вступить в Общество защиты животных? Или в какой-нибудь тайный герметический орден?

– Нет, – сказала Ксения. – Если кто-то не ест мяса и не носит одежду из натурального меха, так и черт с ними. Мне нет до них никакого дела. Что касается герметического ордена, то это, конечно, интересно, но не до такой степени. Почитать о них я бы, пожалуй, не отказалась, но вступать в их ряды… А что, если через месяц мне это до смерти надоест?

Ник одобрительно усмехнулся:

– Ну что ж… Значит, рыба.

Сегодня на нем ярко-синяя рубашка, придающая серым глазам неправдоподобную синеву. Ворот распахнут, на шее поблескивает золотая цепочка. Интересно, что на ней? Крестик? А как же отрицание доктрин?

– Крест – не только христианский символ, – поясняет он в ответ на ее вопросительный взгляд. – Точнее, христиане были последними, кто приспособил его для своих надобностей.

– Кто же был первым?

– Пятьдесят тысяч лет тому назад созвездие Большой Медведицы имело вид правильного креста, и этот небесный символ был положен в основание всех мировых религий.

Так, значит, это не отрицание доктрин, а, наоборот, признание правомерности любой существующей доктрины. Любой, в том числе самой немыслимой. То, что немыслимо сегодня, завтра может показаться обоснованным и уместным. Ох, парень, только не смотри на меня так, будто ты готов трахнуть меня прямо здесь…

После рыбы, вина и всего остального с легкостью, достойной восхищения, он перешел к главному:

– У меня есть ключ от квартиры, где мне предстоит заниматься перепланировкой кухни и санузла. Хозяин – мой старый знакомый. Сейчас он в командировке. Поедешь?

Ксения аккуратно вытерла губы салфеткой и посмотрела ему в глаза.

– Да.

– Что будет, если ты не вернешься домой к десяти?

– А что будет, если ты не вернешься домой к десяти? – задала она встречный вопрос. – Я живу одна, Ник. В отличие от тебя. Так что если я говорю, что должна быть дома не позже десяти…

Он поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Достаточно. – Ровный голос, безжизненный взгляд. – Не будем терять время.

* * *

На белом свете не так много мужчин, которые знают, что такое правильный поцелуй – качественный, в меру продолжительный, доставляющий удовольствие обоим. Видимо, поэтому Ксения никогда не любила целоваться. Ну не нравится, и все тут! Кому нужны эти слюни? С детства она была патологически брезглива и в отличие от своих сверстников никогда ничего не тянула в рот. Ни собственный палец, ни пустышку, не говоря уж об игрушках и погремушках. В должное время, открыв для себя приятности секса, она научилась справляться с некоторыми из этих трудностей. Изредка соглашалась даже на поцелуи, правда, с большой неохотой. Мужчины обижались: ты неласковая. На что она резонно возражала: при чем тут ласки? Речь идет об элементарной чистоплотности.

Да-да, так оно и было. Все эти годы, вплоть до сегодняшнего дня. Личные качества любовника существа дела не меняли. Но этот парень!.. Ксения представить не могла, что такое возможно, пока не осознала со всей очевидностью, что хочет его поцелуев. Еще и еще. Как можно больше. С замиранием сердца ощущать скольжение языка по краю зубов, впитывать жар его дыхания… Она не только не испытывала отвращения, когда тянулась раскрытым ртом навстречу губам Ника, ей хотелось попробовать на вкус его всего – все, что можно и что нельзя.

Впрочем, он с самого начала дал ей понять, что никакого «нельзя» не существует. Ничто не запрещено. Все дозволено. Какое изысканное наслаждение: кувыркаться на чужих коврах в чужой квартире с чужим мужчиной, которого, быть может, видишь в последний раз. Без мыслей. Без страхов. Без забот.

На ковровое покрытие прямо посреди комнаты брошен шерстяной шотландский плед. Прикосновение к мягкому ворсу доставляет почти такое же удовольствие, как поглаживание кошачьего меха… или растрепанных волос лежащего на полу мужчины… Он лежит на спине, чуть запрокинув голову. Глаза закрыты, и тени на щеках – тени от ресниц, дрожащие, как и сами ресницы, – придают его облику нечто инфернальное. Тем более что настенные светильники в виде матовых полусфер заливают комнату кроваво-красным светом. Хозяин квартирки определенно большой оригинал.