Любовь и голуби - Владимир Гуркин

Себаков (вздохнув). Людочка, у меня принцип…

Людмила. То-то же. И идиоту бы рада, да нет его.

Звонит телефон. Долин берет трубку.

Долин. Слушаю. Нет. Долин. Здесь. (Себакову.) Директор.

Себаков (взяв трубку). Я, Виталий Семенович. На пульт, ваш кабинет, немного на холл – все пластик. А как же? В смету? Конечно уложимся, я ведь по дешевке достал. Хорошо. Сейчас зайду. Хорошо, прямо сейчас. (Положил трубку.) Моцакевич без меня жить не может. (Людмиле.) А все ты. Благослови хоть.

Людмила. С Богом.

Себаков. Тики-так. (Уходит.)

Людмила. Как все надоело.

Долин. Может, и в самом деле выйти замуж?

Людмила. Андрюшенька, ведь и в самом деле не берут.

Долин. Время терпит. Возьмут.

Людмила. Где оно – время? В том то и дело, что чем дальше, тем хуже, хуже и хуже. С вашим братом надо уметь обращаться, а я, как молодая дура, все верю, надеюсь, а потом как вляпаюсь, и снова одна. И ничего не меняется, все по-прежнему, только вчера тебе было двадцать, а сегодня уже сорок. Какая…

Входит Байков.

Байков. Андрей, вечером ты дежуришь.

Долин. Почему?

Байков. Дядю Колю на «скорой» увезли.

Людмила. Снова кровь?

Байков. Да. Из носа, из горла.

Людмила. Бедный старик. Пошла. До свидания.

Байков, Долин (вместе). До свидания.

Байков. Дневник искусств на конец октября твой. Сделаешь?

Долин. Руки не поднимаются.

Байков. Перестань.

Долин. Правда. Сил нет.

Байков (сел в кресло). Дай-ка ноги вытяну.

Долин. Устал?

Байков. Мягко сказано.

Долин. Любопытную штуку вычитал. Оказывается, вакуум никакая не разряженность, а наоборот – сверхплотность… Представляешь?

Байков. Забавно.

Долин. Прихожу к выводу, что естественное состояние человеческой жизни не работа, а…

Байков. Отдых?

Долин. Совершенно верно.

Байков. Блудливая мысль. (Показывая шею сзади.) Андрей, посмотри.

Долин. Где это ты?

Байков. Что там?

Долин. Ссадина.

Байков. Черт, горит.

Долин. Хомут был слишком нов.

Байков. Но все-таки я его одолел.

Долин. Кого?

Байков (уточняя). Что. Контейнер.

Долин. Кому-то помогал?

Байков. Себе.

Долин. Уезжаешь?

Байков. Стариков к себе забрал. Отца трудно было сорвать. Почти не видит, воды в дом принести не может, а все хорохорится.

Долин. Разместились?

Байков. Проживем. Хоть на глазах будут, и на душе спокойнее. Анька умница. Ходит за ними, как за детьми малыми. Дети малые и есть. Твои пишут?

Пауза.

Долин (улыбаясь, со скрытой издевкой). Саня, ты меня опекаешь, да?

Байков (не сразу). Повтори.

Долин молчит.

Когда на острове ты сиганул с обрыва, а мы с Пашей рыскали по лесу, я кое-что понял про себя. Бога молил, чтобы с тобой ничего не случилось. Понимаешь? Бо-га.

Долин. Сняли тему.

Байков. Оли я тебя никогда не прощу. Там вы были свиньей, мой мальчик, но у меня к тебе все в порядке. Запомни это.

Долин. Как вы меня нашли?

Байков. Не иголка. (Встал.) Дневник делаешь, договорились?

Звонит телефон.

Долин (взял трубку). Долин. Что-о?! (Пауза.) Кто?! (Пауза.) Кто, когда? (Слушает, затем кладет трубку.)

Байков. Что такое? Андрей…

Долин. Саш… Они говорят… Пашу убили. На набережной.

Пауза.

Входят Себаков, Людмила, работники студии.

Людмила. Андрей, из газеты звонили… Знаете, что ли?

Байков отходит к столу, садится.

Первый работник. Мерзавцы, мерзавцы.

Себаков. Поймали хоть?

Второй работник. О чем вы говорите? Разве у нас ловят?

Первый работник. Собственными руками придушил бы мерзавцев.

Себаков. Сколько их было?

Второй работник. Говорят, двое. Пять ножевых ран.

Людмила. Дежурная с дебаркадера видела их. Пока в милицию звонила, убежали. Высокие, один, заметила, черный, оба в плащах.

Входит Ширяев.

Ширяев (второму работнику). Илья Григорьевич, организуйте телеграммы о соболезновании в редакцию, жене… Куда там еще? Сообразите.

Илья Григорьевич. Обязательно, обязательно.

Все негромко говорят, перебивая друг друга. Байков сильно, с размаху, бьет кулаком по столу и уходит. Все замерли. Долин проходит и садится на место Байкова. Закрыл голову руками.

Затемнение

Прошло несколько месяцев. Зима. Квартира Долина. Стол, телевизор, тахта, небольшой стеллаж, несколько стульев. На полу у тахты телефон. В комнате порядок, чистота, почти уютно. Входит Люба. Следом идет Барасенко, неся чемодан.

Барасенко. Смелее. Я думаю, Андрей меня не осудит.

Люба. Спасибо. Большое спасибо.

Барасенко. Минус двадцать восемь! В таком легком пальто. Вы с ума сошли. Никогда не видел подобной ткани.

Люба. Я и сама не знаю. Подарили.

Барасенко. Ключ вам оставить?

Люба. Нет, не надо. Я никуда не пойду, окоченела как бобик.

Барасенко. Давайте снимем пальто, быстрее согреетесь. Андрей придет, спускайтесь ко мне, я живу тремя этажами ниже, покажу вам ключ от городских ворот. Уникальная вещь, одиннадцатый век.

Люба. Коллекционируете?

Барасенко. Именно это обстоятельство вас спасло от холодной смерти.

Люба. Спасибо.

Барасенко. Вы не против познакомиться?

Люба. Танова Люба.

Барасенко. Геннадий Барасенко. Бактериолог.

Люба. Как это?

Барасенко. Занимаюсь чумой.

Люба. Фу, как страшно.

Барасенко. Как раз наоборот. Весной уезжаешь в поля, леса – и до самой осени. Что может быть полезней? Простите, а к Танову писателю какое-нибудь имеете отношение?