Имидж напрокат - Дарья Донцова

– Неубедительно сказали, – зашипела тетушка с инвалидной коляской, – мы решили, что вы врете.

Костин вытащил удостоверение и помахал им в воздухе:

– Гражданки, полиция! Здесь проводится допрос важного свидетеля. Ступайте в коридор и там выясняйте, кто, кого, зачем, куда, почему и с какой целью позвал.

Кардиолог и обе тетушки ойкнули и исчезли.

– Хорошо, что никто из них не попросил раскрыть «корочки», – улыбнулась я, – иначе бы прочитали, что ты из частной структуры, и не отстали б от меня, пока я им младенца не отдам.

Володя махнул рукой.

– Сама знаешь, никто ксиву внимательно не изучает.

– Зачем ты приехал? – спросила я в лоб.

– Ну и вопрос! – удивился Вовка. – Тебя проведать.

– И все?

– Да, – слишком быстро ответил Костин.

– Неправда, – усмехнулась я, – говори, в чем дело.

– Тебе надо подлечиться, – занудил Вовка, – отдохнуть, подождать, пока еноты чудиться перестанут.

Я дернула его за рукав.

– Енот был в палате, но спорить более на эту тему я не хочу. Немедленно рассказывай, что случилось.

Костин поерзал на табурете.

– Вчера поздно вечером пришел клиент, зовут его Михаил Николаевич Брунов, он рассказал такую историю…

Его мать Галина Максимовна лежала как раз в этой больнице – она сломала ногу. Не шейку бедра, просто лодыжку. Неприятно, но не смертельно. Вполне разумная женщина шестидесяти пяти лет без особых проблем со здоровьем, Галина Максимовна посещала спортзал, занималась йогой, практиковала правильное питание. Она никогда не была религиозной. В доме у Бруновых нет ни одной иконы, Библии и других божественных книг тоже нет, в церковь ни мать, ни сын не заглядывали.

И вдруг!

Приходит Михаил утром к мамаше с кефиром, а та ему говорит:

– Сынок, приведи ко мне батюшку.

Брунов сначала не понял, о чем речь, решил, что мать об его отце вспомнила, и очень удивился:

– Так он двадцать лет назад к другой бабе ушел, ты даже имени его слышать до сих пор не желала.

А Галина Максимовна в ответ:

– За каким чертом мне этот идиот? Хочу видеть священника.

Михаил и вовсе изумился:

– Ты же неверующая.

Мать разозлилась:

– Приведи батюшку из церкви при клинике, я креститься хочу.

Сын подумал, что у нее от лекарств поехала крыша, поэтому спорить не стал.

Местный священник пришел к пациентке и поговорил с ней. Через десять дней Галина Максимовна умерла. Причем до этого ее состояние у медиков никаких опасений не вызывало. У нее оторвался тромб…

– Печально, – вздохнула я, – однако такое случается.

– Слушай дальше, – попросил Володя.

Брунов похоронил мать без отпевания. Ему, атеисту, не воцерковленному человеку, не пришло в голову провести обряд. Спустя дней десять после ухода матери Михаил вечером, сидя у телевизора, переключал каналы и случайно наткнулся на интервью с каким-то священником. Тот подробно рассказывал, как надо поминать умерших, объяснял, почему это необходимо делать. Спокойная рассудительная речь пожилого священника произвела впечатление, и Брунов подумал: «А вдруг на небе кто-то есть?» На следующий день он пошел в ближайшую церковь поинтересоваться, можно ли отпеть мать после похорон.

В храме тогда находилась только старушка с веником, она в ответ на его вопрос спросила:

– Матушка-то крещеная была?

Сын растерялся.

– В больницу к ней приходил священник, мама вроде собиралась надеть крестик, но я точно не знаю.

– Вы сначала у того батюшки спросите, было ли крещение, – посоветовала бабка, – а потом возвращайтесь к нам.

Михаил Николаевич отправился в клинику и нашел настоятеля тамошней церквушки.

– Помню вашу матушку, – сказал тот, – но я не проводил обряд крещения, поскольку она об этом не просила.

– Неужели? – удивился сын. – Мне мама так и сказала: «Приведи батюшку из больничной церкви, я креститься хочу».

– Возможно, вы не совсем правильно поняли ее слова, – вздохнул священник, – мы с вашей матушкой просто поговорили. Поскольку это не исповедь была, могу вам содержание беседы передать. Галина Максимовна рассказала, что ночью к ней в палату вошла ее бабушка Евдокия.

– Кто? – поразился Михаил. – Вся мамина родня давно на кладбище: ее мать с отцом – Анна и Максим, а также бабка, которую звали Елизаветой. Ни о какой Евдокии я никогда не слышал.

Собеседник, облаченный в рясу, сложил руки на животе и продолжил:

– Галина Максимовна спала, но вдруг проснулась от шепота: «Галочка, внученька…» Открыв глаза, ваша матушка бросила взгляд на будильник на тумбочке – у него цифры и стрелки в темноте хорошо видны, – времени было два ночи. А затем рядом с кроватью она увидела женщину, одетую как монахиня, на груди у нее висел крест.

Галина Максимовна испугалась, хотела позвать медсестру, но монашка ей ласково сказала: «Не бойся, дурного тебе не сделаю. Я твоя пра-прапрабабушка, жила в шестнадцатом веке при монастыре. Обитель находилась в лесу, на нас напали татаро-монголы, всех убили. Мне было всего шестнадцать лет, я была невинной девушкой, и за мученическую смерть Господь разрешил мне стать ангелом-хранителем своих потомков. Внученька, ты должна покреститься, потому что за тобой на следующей неделе смерть придет. Иначе ты попадешь в ад, а там! Смотри…»

Володя взял со столика бутылку воды, открыл ее и начал пить.

– Странная, однако, история, – пробормотала я. – Пожилая женщина, которую в клинике накачали обезболивающими, увидела сон. Ведь понятно же, что никакая «прапра…бабушка» к ней в палату на самом деле не приходила, это невозможно. И «монахиня» несла чушь. Татаро-монголы убили тех, кто жил в обители? Ерунда!

– Почему? – неожиданно заспорил Володя. – Это как раз возможно. Нравы в шестнадцатом веке были суровые, завоеватели не жалели тех, кого поработили.

Я улыбнулась.

– А в пятнадцатом веке, в тысяча четыреста восьмидесятом году, случилось так называемое стояние на реке Угре, битва между царем Иваном Третьим и ханом Орды Ахматом. Историки считают, что с победой русского государя татаро-монгольское иго закончилось.

– Ну ты даешь! – восхитился Костин. – Я тоже учил в школе всякие даты, но давно их позабыл.

– Я была маменькиной дочкой, – вздохнула я. – Меня не выпускали гулять во двор с другими детьми, я ходила везде за ручку с родителями. Если на улице дул ветер, шел дождь или снег, я сидела дома – мамуля очень боялась, что ребенок заболеет. Компьютеров в то время не было, по телику шли какие-то нудные программы, по радио пели бодрые песни и рассказывали о посеве-жатве и надоях. Что мне оставалось делать? Только читать. Вот я и ползала по книжным полкам, отец собрал великолепную библиотеку. Но не о моем детстве речь. «Монашка» напутала: либо обитель разрушили не татаро-монголы, либо разгром случился не в шестнадцатом веке. И меня смущает сообщение о невинности Евдокии.