Волнующее приключение - Барбара Картленд

Как только граф распахнул дверцу сейфа, Заза тут же вынула из кармана несколько лоскутков материи и повертела их в пальцах.

— Даже не знаю, что выбрать, — произнесла она как будто бы про себя и нарочито медлила, изображая нерешительность.

— Может быть, ваше высочество любезно позволит мне вернуться к моим занятиям? Вы сможете не спеша сделать свой выбор.

— Конечно, конечно, граф. Я не хочу занимать ваше время и причинять вам беспокойство.

Девушка и рассчитывала на то, что граф не станет вникать в девичьи заботы и вернется за свой письменный стол.

Когда он вновь погрузился в изучение бумаг, Заза притворилась, что внимательно разглядывает лоскуты материи, поднося их один за другим к свету. Затем она приблизилась к сейфу и открыла одну из шкатулок. Это была самая большая шкатулка, обтянутая черным бархатом, в которой хранились изделия с сапфирами.

Ее покойная мать отдавала предпочтение именно этим камням. Как волшебно они выглядели в ее волосах, как гармонировали с ее бледно-розовой нежной кожей. У Заза волосы были такого же цвета, и, если б ей предоставили право выбора, она бы носила только сапфиры, а не изумруды, которые почему-то очень нравились ее отцу. Мария-Селеста находила их чересчур броскими.

Она достала из шкатулки тиару, а также ожерелье и два браслета, которые все вместе составляли единый гарнитур. Заза знала, что тиара слишком велика, чтобы поместиться в какой-нибудь другой шкатулке, поэтому она спрятала ее за рядом других футляров. Теперь тиару никто бы не смог обнаружить, не отодвинув их.

Затем она быстро разложила браслеты, серьги, брошь и ожерелье по другим футлярам, где им нашлось место. В сейфе были еще шкатулки с опалами, которые Заза не любила, уверенная, что они приносят несчастье, а также с топазами.

Освободив самую большую шкатулку и надежно припрятав сапфиры среди других камней, Заза украдкой бросила взгляд на графа.

Тот не поднимал головы от документов.

Тогда принцесса быстро схватила пачку банкнот самого большого достоинства, добавила еще мешочек с монетами и все это опустила в пустую шкатулку. Она была очень предусмотрительна — монеты могли ей понадобиться уже на вокзале, где размен крупной купюры мог возбудить подозрения.

Поспешно проделав эту воровскую операцию, принцесса заперла шкатулку и направилась к графу. Наступил самый опасный момент, так как в случае, если ее проделка обнаружится, последствия были бы ужасны.

Когда Мария-Селеста подошла к письменному столу, граф вновь приподнялся.

— Как это ни печально, но я не пришла ни к какому решению. Я надеюсь, что вы не будете возражать, если я заберу мамины сапфиры с собой и попрошу совета у Рейчел и у графини Гликсбург. Если графиня еще неважно себя чувствует, я это сделаю завтра с утра.

— Да-да, я слышал, что она сильно простужена, — сказал граф.

— Сапфиры будут в полной сохранности, потому что я запру их в моем бюро. Завтра утром я обязательно верну их.

— Разумеется, ваше высочество.

Он слушал ее заверения вполуха, так как ум его был занят цифрами, содержащимися в документах, разложенных на письменном столе.

— Благодарю вас, граф, вы были очень любезны. Граф молча поклонился, и Заза покинула его кабинет. Только закрыв за собой дверь, она смогла с облегчением перевести дух.

Рейчел восхитилась умом и находчивостью старшей сестры, когда та показала ей взятые из сейфа деньги, но тут же с испугом произнесла:

— Папа будет в ужасе, когда узнает о твоем поступке.

— Вероятно, граф ничего ему не скажет. Он побоится гнева герцога. Вряд ли папа похвалит его за то, что тот предоставил мне возможность рыться в сейфе и даже не проверил, что я унесла с собой.

Тут обе сестры рассмеялись»— Затем Рейчел поинтересовалась:

— А чем ты займешься сейчас?

— Одеждой, конечно, — сказала Заза. — Я должна выбрать минимум платьев, и попроще. Не стану же я просить слугу тащить для меня к вокзалу огромный сундук.

— Я представляю себе, какое выражение лица было бы у лакея, если б ты попросила его об этом.

— Мне нужно подобрать себе что-то совсем легкое, что я могла бы без труда нести в руках. Раз у меня теперь есть деньги, в Париже я куплю необходимые наряды, — мечтательно сказала Заза. — Как это будет замечательно — одеться по своему вкусу! Я уже сыта по горло нашими портными, которые прищелкивают языком и закатывают глаза, если я прошу их придумать для меня что-нибудь необычное.

— Как бы я хотела поехать с тобой! — тоскливо произнесла Рейчел.

— И я бы этого хотела, дорогая. И конечно, мне горько оставлять тебя здесь в тот момент, когда разразится скандал из-за моего побега. Но ты должна притвориться, что ничего не знала. Будет совсем плохо, если папа подумает, что мы обе замешаны в заговоре.

— Конечно, я так и сделаю, — пообещала Рейчел. — Но все равно я буду скучать по тебе. Одной мне будет совсем плохо.

— Но я не намерена отсутствовать очень долго, — утешила сестру Заза. — Я побуду в Париже, пока не кончатся деньги.

— А мне кажется, что ты никогда не вернешься.

— Нет, нет, это невозможно. Я не могу оставаться там вечно. Но, впрочем… все, конечно, может измениться. Я не знаю, как пойдут мои дела, и загадывать далеко вперед не стану. Неизвестно, какие перспективы откроются передо мной, когда я выберусь из этого унылого Мелхаузена.

— Я тебя хорошо понимаю, — сказала Рейчел. — Но как ты собираешься жить в Париже совершенно одна?

Заза беззаботно пожала плечами — Я не хочу думать о будущем. Единственно, что мне хочется, — это сбежать поскорее из этой, как говорит мой профессор, «разукрашенной тюрьмы».

— Какое точное определение нашел он, назвав наш дворец тюрьмой. Посторонние люди, когда видят нас со стороны, наверное, думают, как нам повезло. У нас на голове герцогские короны, и все низко кланяются нам. Кажется, как хорошо быть принцессами! А на самом деле никто не знает, что все это надоело нам до смерти, как если бы нас кормили изо дня в день одним черствым хлебом.

Заза, смеясь, обняла сестру.

— О, Рейчел, как я люблю тебя! Ты всегда так остроумна. И всему находишь точные определения.

— Именно этим мы и занимаемся — жуем черствый хлеб, пока наши мозги не зачерствеют. Тут Заза вновь залилась смехом.

— Не думай, что я в Париже буду питаться черствым хлебом. Я буду есть мороженое, трюфели, устриц и пить шампанское.

— Но тогда кто-то должен будет платить за тебя, — рассудительно заметила Рейчел. — Иначе ты все свои деньги истратишь за несколько дней.

— Я сказала в переносном смысле. Конечно, я не собираюсь там так роскошествовать. Но согласись, сестра, что это будет потрясающее приключение.

— Да, конечно, — кивнула Рейчел. Голосок ее был тихий и жалобный.