Война иными средствами - Дженнифер М. Харрис

Глава 4 посвящена конкретно Китаю. Пекин нередко и абсолютно верно описывают как ведущего мирового практика геоэкономики, но он также, пожалуй, является основной причиной возвращения к региональному и глобальному проецированию силы в экономической сфере (в противовес военно-политической). «Пекин играет в новую экономическую игру на уровне мастера, – метко выразился Лесли Гелб, эксперт в области внешней политики и бывший обозреватель „Нью-Йорк таймс“, – воздерживаясь от войн и политических конфронтаций и сосредоточившись на бизнесе; его глобальное влияние намного превосходит текущий экономический статус»[16]. Мы изучим использование Китаем геоэкономики на шести примерах – Тайвань, Северная Корея, Япония, Юго-Восточная Азия, Пакистан и Индия.

В главе 5 мы обратимся к двум важнейшим вопросам, которые возникают вследствие изучения этих примеров. Во-первых, как распознать геоэкономическое давление? Когда речь заходит об использовании методов геоэкономики той или иной страной, лучше всего опираться на четкие примеры. Число подобных случаев (по крайней мере, в недавнем историческом прошлом) будто бы возрастает: тут и отключение газопроводов в разгар зимы, и предоставление финансовой помощи для умиротворения внешней политики агрессивного соседа, и откровенно геополитические условия тех или иных потенциальных инвестиционных решений или соглашений о помощи. Однако зачастую свидетельства геоэкономического поведения выглядят куда более замаскированными – особенно там, где вступает в действие принуждение. Возьмем, к примеру, организованную Китаем задержку с разгрузкой филиппинских бананов на фоне эскалации напряженности из-за территориального спора относительно островов в Южно-Китайском море – или наложенный Москвой запрет на импорт молдавского вина накануне подписания Молдовой соглашения о сотрудничестве с ЕС. По сравнению с открытыми политическими требованиями такое геоэкономическое принуждение порой намного сложнее опознать и оценить. Но, как и военная мощь, геоэкономические действия отбрасывают «длинную тень» влияния, вовсе не обязательно публично озвучивать соответствующие угрозы или предпринимать конкретные шаги, чтобы наблюдатели зафиксировали явную попытку к принуждению.

Второй принципиальный вопрос, вытекающий из перечисленных примеров, формулируется так: насколько действенным является геоэкономическое давление? Ответ в целом будет положительным. По крайней мере, применительно к Китаю. Геоэкономические мускулы (это образное выражение можно толковать и в позитивном, и в отрицательном значении) позволяют Пекину зачастую добиваться достижения своих геополитических целей. Благодаря экономическому давлению Китай преуспевает в ограничении поставок оружия Тайбэю и неуклонно сокращает число стран, которые признают Тайвань дипломатически; теми же методами он добивается мировой изоляции далай-ламы, препятствует другим странам выражать политическую озабоченность соблюдением прав человека на китайской территории, оказывает заметное влияние на результаты голосований в Организации Объединенных Наций и подрывает усилия Запада по оказанию давления на Иран и Северную Корею; кроме того, данные методы заставляют увеличивать расходы на сдерживание китайских территориальных притязаний на приграничные территории и острова в Южно– и Восточно-Китайском морях.

При этом следует признать, что геоэкономический потенциал Китая иногда преувеличивают. Существуют, так сказать, естественные пределы и внутренние напряженности, которые создают помехи для множества попыток Пекина использовать геоэкономику для достижения геополитических целей. Тяжелая длань Китая порождает коллективное желание государств Юго-Восточной Азии сблизиться с США. Япония в ответ на китайское давление наращивает свои военные возможности. Вьетнам и Япония, преодолев серьезное сопротивление внутри, присоединились к переговорам по Транстихоокеанскому партнерству, инициированным США. Филиппины предоставили Соединенным Штатам доступ к пяти своим военным базам для размещения летательных аппаратов, кораблей, снаряжения и личного состава. Словом, применительно к Китаю геоэкономическая мощь, подобно большинству иных форм власти, видится наиболее эффективной тогда, когда она лишь подразумевает, а не ведет к прямому применению силы. То же самое представляется верным для России и других ведущих практиков геоэкономики.

Впрочем, из одного того факта, что у разных стран различные «послужные списки» в сфере геоэкономики, вовсе не следует, что эти страны непременно откажутся от дальнейших, пусть откровенно контрпродуктивных попыток. Это, в свою очередь, вынуждает обратить внимание на следующее: даже когда какое-либо государство пытается размахивать геоэкономической «дубиной» и терпит частичный или полный провал, итоговые отрицательные результаты и сопутствующий ущерб могут иметь реальные дестабилизирующие последствия. Снова обратимся к примеру Кипра – данную ситуацию спровоцировало прежде всего (пускай и непреднамеренно), а затем усугубило геоэкономическое давление России, хотя принята была все же финансовая помощь ЕС[17]. Потому и тем, кто по-прежнему скептически оценивает предположение, будто геоэкономика в конечном счете способствует реализации геополитических целей, стоило бы внимательнее присмотреться к этому явлению.

В главе 6 мы обратимся к Соединенным Штатам Америки и проведем исторический обзор применения геоэкономических инструментов этой страной. Картина, которая предстанет читателю, выглядит поучительной историей о погрешностях исторической памяти. Обзор покажет, что американские политики регулярно (хотя и не всегда успешно) использовали геоэкономические методы реализации стратегических интересов США с момента основания страны – и вполне отдавали себе отчет в характере и сути своих действий. Но постепенно Америка почему-то сформировала иное представление о геоэкономике, ее роли в управлении государством в целом и ее историческом месте в американской внешней политике. Приблизительно с войны во Вьетнаме и вплоть до заключительного этапа холодной войны администрации США рассматривали экономику как область деятельности с собственной логикой, никак не связанную с традиционными государственными реалиями, как область, которую следует хранить в чистоте от любых неподобающих геополитических «вторжений». Когда произошла эта смена восприятия, разработка и проведение международной экономической политики, исключая экономические санкции, стали трактоваться как почти исключительная прерогатива экономистов и их единомышленников-политиков, утратили в глазах американских внешнеполитических стратегов статус инструмента навязывания геополитической воли Америки миру.