Прими день грядущий - Сьюзен Виггз

Женевьева недовольно поджала губы. Она слышала подобный спор уже бесчисленное множество раз. Интересно, что же отец поставит на кон сегодня? Ночную выручку? Или новую железную печку? Девушка так расстроилась, что уронила совок для мусора, который держала в руке.

Уотни Элиот тут же взорвался:

– Чертова девка! Мне нужно подумать, а я никак не могу сосредоточиться из-за всего этого шума, – он дернул дочь за руку. – Убирайся!

Женевьева бросилась к двери, вся пылая от обиды и унижения. Однако чья-то сильная рука преградила ей дорогу.

– Минуточку, – голос Рурка заглушил ругательства Элиота. Молодой человек стоял в дверях, как изваяние, не давая Женевьеве выйти из комнаты. – Я знаю, как решить вашу проблему, мистер Элиот, – он презрительно посмотрел на Уотни.

Тот сощурил глаза:

– И как же?

Рурк прошел в комнату, едва не касаясь головой потолка.

– Насколько я понял, у мистера Пиггота есть с собой деньги, на которые он должен купить жену для своего клиента.

Пиггот решительно покачал головой:

– Может быть и есть, но в долг я не дам!

– Я имел в виду не это. Скажи мне, сколько она стоит? – неожиданно спросил Рурк, кивнув в сторону Женевьевы.

Пиггот, судя по всему, начал что-то понимать, и идея ему явно понравилась. Действительно, если ему удастся выиграть кон, деньги Корнелиуса Калпепера станут его собственными, и окажется, что он не только получит жену для плантатора, но еще и заработает на этом. Пиггот оценивающе посмотрел на Женевьеву, которая в ужасе стояла у стены.

– Слишком молода, – с сомнением произнес он. Уотни довольно улыбался, словно идея принадлежала ему самому.

– Полных семнадцать лет, Генри. Может содержать дом, выполнять всю грязную работу. Кроме того, здесь любой готов поручиться за ее непорочность: всех ухажеров разогнала.

Мужчины рассмеялись, а Женевьева снова залилась краской стыда.

Пиггот с минуту колебался, все еще разглядывая девушку, затем едва заметно кивнул:

– Хорошо. Она подойдет. А теперь покажи карты.

По-прежнему широко улыбаясь, Уотни с явным облегчением открыл свои карты. Это оказались одни трефи. От радости у Женевьевы даже закружилась голова. Все-таки есть польза от того, что отец умеет так ловко передергивать карты. Девушка с ненавистью посмотрела на Рурка.

Пиггот озадаченно погладил свой небритый подбородок.

– Очень хорошо, Уотни, очень хорошо, – он театрально пожал плечами и закатил глаза, а затем почти игриво показал полную руку червей и бубей, которые начисто били трефи. – На этом я кончаю, джентльмены, – добродушно произнес Пиггот. – Утром я появлюсь здесь, чтобы отдать необходимые распоряжения. Девушка должна выйти замуж в Лондоне, по доверенности, – при этом он строго посмотрел на Элиота. – И даже не думай нарушить слово. Девушка моя. У меня есть небольшая компания знакомых матросов с «Благословения», которая, в случае чего, не откажется помочь мне.

Элиот просто не находил себе места от бешенства: он проиграл, и уже ничего нельзя исправить. Игру объявили законной, и все медленно поплелись в пивную. Никто не произнес ни слова, но даже приятели Элиота были поражены низостью того, что только что произошло.

Женевьева находилась в состоянии шока, но, взглянув на резкий профиль Рурка Эдера, сразу пришла в себя.

– Какое вы имели право? – зеленые глаза девушки сверкали ненавистью. – Зачем вы еще торчите здесь?

Рурк казался слегка ошарашенным.

– Я ведь просто предложил. Это твой отец проиграл тебя.

– Что вы за человек, если думаете, что женщину можно вот так запросто продать или купить, как вещь?!

Юноша вдруг стал серьезным:

– Я долго наблюдал за тобой, Дженни, и меня поразила твоя необычность. Поверь, тебе не место в этой грязной таверне, где ты вынуждена прислуживать пьяницам и терпеть отцовские оскорбления. Ты пропадешь здесь. Вирджиния – вот там тебе будет хорошо.

– А кто вы такой, чтобы решать, будет ли мне хорошо замужем за каким-то колонистом, которого я и в глаза не видела?!

Рурк немного помедлил и поправил шляпу; он выглядел вполне довольным собой.

– Поживем – увидим, Дженни, – многозначительно проговорил молодой человек и вышел из таверны.

Между тем Уотни продолжал в одиночестве сидеть за столом и потягивать пиво. Мысль о том, что десять минут назад он проиграл дочь, не так расстраивала его, как перспектива потери ее помощи в кабаке. Когда Уотни посмотрел на Дженни, в его пьяных глазах не было ни раскаяния, ни просьбы о прощении.

– Я всегда знала, что ты – дрянь, – как можно спокойнее сказала Женевьева, изо всех сил стараясь скрыть свой ужас и отчаяние. – Теперь же я вижу, что у тебя нет ни малейшего понятия о приличии.

– Ну-у, девочка, так с отцом не разговаривают, – попытался урезонить ее Уотни.

Но Женевьева была уже не в силах сдержаться и, наконец, дала волю своему гневу. Ее глаза сверкали от бешенства, голос дрожал.

– Не называй себя моим отцом! Что я видела от тебя, кроме ругани и оплеух? Да ты ни разу не сказал мне ласкового слова! Я ничуть не удивлена, что ты проиграл меня! Я с радостью поеду в Вирджинию, если это означает, что больше я тебя никогда не увижу!

Она оставила Уотни с открытым от изумления ртом и побежала по «черной» лестнице наверх, где ее ждала мать.

– Женевьева, ты сама не знаешь, что говоришь!

Девушка в смятении остановилась. Бедная мама… В своей жизни она не знала ничего другого, кроме как подчиняться мужу-тирану и рожать для него одного за другим детей. Ее грехом был грех невежества: женщина не представляла, чего еще можно хотеть от жизни.

– Я знаю, тебе будет трудно без меня, мамочка, – сказала Женевьева, взяв себя в руки. – Но, возможно, это и к лучшему. Без меня мальчики снова пойдут работать в порт.

Она с презрением подумала о братьях, которые за месяц не сумели заработать и дневной зарплаты.

– Неужели ты обязательно должна ехать? – робко спросила мать.

Женевьева стиснула зубы. Но почему мать проявила слабость, почему не остановила эту дикую игру? Напротив, она восприняла события со свойственной ей апатией, равнодушием и показала свою полную беспомощность.

Девушка вздохнула:

– Я ложусь спать.

Женевьева оставила мать и направилась в свой закуток, чтобы остаться наедине с невеселыми мыслями: завтра она по доверенности выйдет замуж за человека, которого ни разу в жизни не видела.

Анжела Бримсби поставила на стол чашку и как можно приветливее улыбнулась Рурку. Ей даже не приходило в голову, что они встретятся вновь: ведь она высмеяла идею кузена предъявить права на землю в Вирджинии и практически выгнала его из своего дома. Но теперь обстоятельства изменились, и Рурк оказался как нельзя кстати.