Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно - Франк Таллис

Сегодня термины «синдром Клерамбо» и «эротомания» употребляются как синонимы. Какое-то время это расстройство носило довольно грубое название – «помешательство старой девы». В современных диагностических системах оно называется бредовым расстройством эротоманического типа. Тем не менее имя де Клерамбо продолжает мелькать в спорных областях психиатрии, и многие люди продолжают говорить «синдром Клерамбо», пренебрегая современным, более точным термином. Возможно, всё дело в том, что «синдром Клерамбо» звучит более мягко и чуть-чуть драматически. Он напоминает о будоражащем периоде прошлого, когда человеческое сознание представляло собой дремучий лес с нехожеными тропами.

Самый известный случай в практике де Клерамбо – французская портниха пятидесяти трёх лет, которая верила в то, что в неё влюблён сам король Георг V. Она несколько раз приезжала в Англию, чтобы повидать его, и каждый раз поджидала у ворот Букингемского дворца. Когда портниха замечала движение шторы за окном, она тут же делала вывод, что таким образом король подаёт ей сигналы. То, что король не делал никаких попыток встретиться с ней, она объясняла тем, что он пытается отрицать свои чувства: «Король может ненавидеть меня, но никогда не забудет. Я всегда буду в его сердце, равно как и он в моём».

Портниха попутно страдала ещё и параноидальным психозом. Она, к примеру, верила, что король порой вмешивается в её дела. Синдром Клерамбо часто идёт рука об руку с такими состояниями, как шизофрения или биполярное расстройство.

В случае Меган примечательна её заурядность. Ничто в её жизни не предвещало того, что с ней может произойти. Её пример лишний раз доказывает, что, когда дело касается психического здоровья, все мы ходим по туго натянутому канату, и незначительное дуновение ветерка может заставить нас потерять равновесие и сорваться вниз.

Помимо медалей за отличную службу во время Первой мировой войны, де Клерамбо также удостоился наград в области изобразительного искусства. Некоторые его картины выставлены в музеях Франции. Самая ранняя его работа – цикл фотографий, на которых запечатлены женщины в парандже. Когда де Клерамбо перевели в военный госпиталь в Северной Африке, он впервые увидел традиционные марокканские одежды, и их художественная выразительность зачаровала его. Фрейдисты разглядели здесь символические намёки: укрытая тайна, соблазн, снятие покрова и обещание разгадки. Снимки де Клерамбо – это таинственные изображения в духе викторианских времён, они долгое время оставались незамеченными, и только в последние годы культурологи обратили на них внимание.

В 1934 году, после двух неудачных операций по удалению катаракты, де Клерамбо сел перед зеркалом, взял винтовку и выстрелил себе в голову.

Он оставил предсмертную записку, в которой пытался объяснить своё решение тем, что картина, которую он хотел передать Лувру, обманным путём ушла на аукцион. Де Клерамбо был опозорен и впал в депрессию. Однако, мне кажется, куда более веской причиной стала перспектива ослепнуть. Много лет де Клерамбо изучал людей с двух точек зрения: он смотрел на них как психиатр и как художник. Он видел каждую шероховатость, каждый изгиб и каждую морщинку и мог объяснить, почему они появились. Жизнь без такой пронзительной силы восприятия не стоила ничего.

Наверняка Клерамбо пристально всматривался в своё отражение перед тем, как спустить курок. Интересно, что он видел.

– Как отреагировал Филипп?

– Огорчился. Но он не говорил ничего дурного. Он не обвинял меня в предательстве. Мы побеседовали, я попыталась ему всё объяснить, но он не понял меня. Не до конца. Фил сказал, что любит меня и я всегда могу рассчитывать на него. Так печально было слышать его слова.

– Потому что вы больше не любили его…

– Нет-нет. – Меган взглянула на меня с ужасом. – Я всегда любила Фила. Просто мои чувства к Даману… – Она осеклась и оглядела комнату, будто искала какую-то потерянную вещь. Но затем черты её лица обрели резкость, и она встревоженно посмотрела на меня. – Они совсем другие, более возвышенные.

– Более духовные?

– Не знаю, может быть. Не мне знать, каков замысел божий. Но я совершенно точно уверена, что любовь к Даману не такая, как к Филу: она сильнее, глубже – будто так всё и должно быть.

– Будто предначертано судьбой?

– Да, именно так. Предначертано судьбой…

Муж отвёл Меган к психиатру, который назначил ей пимозид – нейролептик для лечения бредового расстройства. Этот препарат блокирует дофаминовые рецепторы в мозгу. Нейромедиатор дофамин участвует в процессах запоминания, обучения, движения, бодрствования, сна, регуляции и выработки некоторых гормонов, но также он вызывает чувство удовольствия, его ещё называют гормоном счастья. Неудивительно, что ему приписывается одна из ведущих ролей в формировании зависимостей. Циркуляция дофамина в мозгу также оказывает влияние на то, что, с биологической точки зрения, зовётся романтической любовью.

Меган исправно принимала предписанное лекарство, хотя и не верила, что её любовь к Верма, как решил психиатр, всего лишь симптом тяжёлого заболевания. Препарат не помог. Чувства к Верма не изменились. Психиатр увеличил дозу – никакого эффекта. Похоже, жгучее желание Меган только усилилось. Она всё чаще приходила к стоматологической клинике и стояла неподалёку в ожидании. Порой Верма замечал её и отправлял к ней секретаршу с сообщением: иди домой. Меган не противилась. Да и к чему? Она с улыбкой кивала и шла обратно к метро. Она смотрела на ситуацию в целом: его неприятие не имело значения, в конце концов он примет свои истинные чувства, и её терпение будет вознаграждено.

Часто Меган удавалось оставаться незамеченной: когда она пряталась неподалёку от входа или стояла на дальнем участке парковки, – и тогда её дежурство у клиники могло длиться целый день. Когда наступила зима и сильно похолодало, она продолжала стоять, согреваемая одной только мыслью, что Верма тут, неподалёку.

Однажды днём, часов в пять, Меган увидела, что её «возлюбленный» вышел из клиники и отправился домой, и тут же последовала за ним. Когда он зашёл в дом, она остановилась под фонарём напротив входной двери и стала ждать, рисуя в воображении, что сейчас делает Верма. Но её заметила Агни, которая случайно которая случайно выглянула в окно. Через несколько минут на улицу в ярости выскочил Даман. Он стал угрожать вызовом полиции. Меган же решила, что он просто-напросто разыгрывает сцену: «Он притворялся, не хотел ранить чувства жены. Но на самом деле глубоко в сердце он и сам желал, чтобы я пришла к нему». Меган не сопротивлялась. Когда ей говорили идти домой, она покорно выполняла приказ, но в этот раз её поведение встревожило всех, особенно Агни. У супругов Верма было двое детей: мальчик восьми лет и девочка десяти лет, – и Агни переживала за их безопасность. Надо отметить, что Даман Верма пришёл к радикальному решению – он уехал с семьёй в Дубай на новое место работы. Переезд в другую страну случился не из-за Меган: Даман и Агни уже обсуждали такую возможность. Однако именно пережитый стресс заставил их сделать окончательный выбор. Даман Верма понял, что безудержная, патологическая любовь Меган не угаснет никогда. Как ни парадоксально, но никакая истинная любовь по своей силе и долговечности не сравнится с любовью патологической. Только значительная дистанция, разделившая его с Меган, дала Верма шанс вернуть жизнь в прежнее русло.