Любовь на Утином острове - Марианна Лесли

Перевернувшись на спину, Дженни прижала к груди сопротивляющегося селезня. Она понимала, что надо скорей попасть на берег, иначе она и сама может выбиться из сил, поэтому стала грести как можно энергичнее.

Обратный путь был не из легких. У нее в руках бился селезень, под водой ее с разных сторон атаковала его верная подруга, и она уже начала сомневаться, что сумеет благополучно добраться до берега.

Когда она во второй раз погрузилась под воду и вынырнула, отплевываясь от попавшей в рот воды, у нее промелькнула мысль, что помощь ей сейчас явно не помешала бы.

И уже в следующий момент она пришла. Сильная рука подхватила ее и приподняла над водой.

– Что… – Увертываясь от утиного клюва, она резко повернула голову. – Алан?

– Собственной персоной, – прозвучал возле самого ее уха его низкий, хрипловатый голос.

От звука этого голоса по ее телу пробежала дрожь или это просто от холода? Дженни была безмерно удивлена его неожиданному появлению и, как ни прискорбно признать, обрадована.

– Я думала… была уверена, что вы уже давно ушли, – промямлила она, пытаясь справиться с охватившими ее чувствами, когда он крепкой рукой обнял ее чуть повыше талии и прижал к себе.

– А я был уверен, что у тебя хватит ума не подвергать свою жизнь опасности из-за какой-то утки, – проворчал он. – А теперь закрой рот и не дергайся. Дай мне отбуксировать тебя к берегу.

– Отбуксировать?! Меня?! Ну знаете ли! Да я прекрасно плаваю и сама преспокойно доберусь. Мне не нужна ваша помощь! Отпустите меня немедленно!

– Не отпущу, малышка, потому что, хочешь ты того или нет, тебе все-таки нужна моя помощь, так что утихомирься и просто наслаждайся поездкой, – ухмыльнулся он.

– Малышка?! Наслаждаться?! Ну вы и нахал! – Разозленная донельзя не только его словами, но и самодовольной ухмылкой, Дженни стала отчаянно вырываться, при этом чуть не выпустив из рук спасенного селезня и снова глотнув воды. Но, сообразив, что помощь ей все-таки нужна, она перестала сопротивляться, вытянулась на воде и позволила доставить себя к берегу.

Прошло несколько долгих минут, во время которых она успела почувствовать и силу его руки, крепко обнимающей ее грудную клетку, и жесткое бедро, плотно прижатое к ее бедру. Но эти долгие минуты прошли – они добрались до берега. Только твердо встав ногами на дно, Ален отпустил Дженни.

Продрогшая, стуча зубами, Дженни, пугливая как утка, которую она держала, вырвалась из его рук. Уверяя себя, что дрожит от холода, а вовсе не от того, что ее тело соприкасалось с телом Алана, она стала подниматься вверх по скалистому берегу к дому. Алан остался по колено в холодной воде.

– Твоя благодарность просто не знает границ, – саркастически заметил он.

– А я не нуждалась в вашей помощи, – бросила она через плечо, убирая с лица мокрые волосы. – Я бы и сама прекрасно справилась, не впервой. И не ждите, что я стану сушить вашу одежду. Мне еще надо освободить эту злосчастную утку.

– Я и не жду, малышка. Сам обсохну.

Разозлившись на «малышку», она обернулась, чтобы сразить его наповал какой-нибудь язвительной репликой. Но, когда увидела его, насквозь мокрого, стоящего на холодном сентябрьском ветру, с раскинутыми в стороны руками и дрожащего как осиновый лист, она смягчилась.

А он, оказывается, не лишен чувства юмора. Если бы Дженни не была такой замерзшей и злой, то могла бы даже рассмеяться. Впрочем, если подумать, смешного в этой ситуации было мало. Она полагала, что его давно уже и след простыл, а он, оказывается, не ушел. Почему? И почему, как бы она ни пыталась это отрицать, она этому рада?

Сосредоточившись на первой половине вопроса и решив пока не заниматься самоанализом, она поспешила в лодочный сарай. Когда она услышала у себя за спиной его тяжелые неровные шаги, сердце у нее ёкнуло.

– Вон там лежат махровые полотенца. – Кивком головы она указала на настенный шкаф. – Возьмите и вытритесь.

– Ты сама заботливость… – И снова сарказм сочился из каждого его слова.

– Если вы простудитесь и умрете от воспаления легких, ваша смерть опять же будет на моей совести, – угрюмо проворчала она.

Дженни освободила место на заваленной хламом скамье и начала заниматься уткой, но краем глаза следила за Аланом. Хромая он вошел внутрь. Наверное, у него ужасно болит нога, подумала она, и в этом есть доля ее вины. Дженни вспомнила, как она брыкалась под водой. Впрочем, сам виноват. Никто не просил его помогать ей. Она сама бы прекрасно справилась с ситуацией, как всегда справлялась. Она привыкла рассчитывать только на себя и не надеялась ни на чью помощь.

Вот так легко избавившись от чувства вины, Дженни прислушалась, как он открывает шкаф и достает полотенца.

Вытащив одно, он сделал пару шагов к ней и положил полотенце ей на плечи, потом пошел за другим – для себя.

Ей совсем не хотелось, чтобы этот жест как-то расслабил или смягчил ее, потому что она злилась на него, но ничего не могла с собой поделать: ей было приятно ощущать на своих плечах его большие руки, которые немного задержались, укрывая ее.

Дженни постаралась сосредоточиться на своей задаче. Распутать селезня оказалось совсем не так просто, как она надеялась. Надо будет потом насыпать возле дома какого-нибудь корма – кажется, у нее где-то здесь есть баночка с кукурузой, – чтобы птица поела и немного восстановила силы, прежде чем лететь дальше.

И ей нет никакого дела, обиделся Алан или нет. Его, видите ли, не поблагодарили! Подумаешь, какие нежности!

Однако она не утерпела и бросила взгляд украдкой, чтобы проверить выражение его лица, и это было ошибкой, потому что она уже не смогла отвести глаз.

Намокшие рубашка и джинсы плотно облегали поджарое, мускулистое тело, а мокрые волосы, отброшенные назад, полностью открывали лицо, которое казалось слепленным сплошь из углов, словно было высечено из камня. Слишком густые для мужчины ресницы обрамляли глаза стального цвета, в которых не было и намека на мягкость.

Но Дженни уже поняла, что где-то под этой суровой, бескомпромиссной внешностью все-таки скрывается и мягкость, и человечность. Он, очевидно, питал дружеские чувства к ее отцу и только что продемонстрировал, что и она ему небезразлична. Не каждый бы полез в холодную воду, чтобы помочь ей. И уж совершенно определенно мало кто согласился бы тащиться в этот медвежий угол, чтобы сообщить ей неприятные новости.

Он стоял босой, продрогший, стараясь спрятать поглубже свою уязвимость, и она вдруг ощутила прилив какого-то странного, доселе неизведанного чувства, которое можно было бы назвать смесью сочувствия и нежности.

Боже, да что же со мной такое?

А ну-ка, Дженифер Моррис, немедленно возьми себя в руки! – приказала она себе. Скорее всего, он столь же уязвим, как медведь-гризли, и столь же опасен.

Но, как бы там ни было, он очень привлекателен, и ей следует быть осторожнее.