Любовный контракт - Александра Джонс

— Да, курить вредно, но не о том речь. Твой отец нас здорово надул. Поговорим об этом?

— Нет, Винни, предполагается, что ты ничего не знаешь до понедельника. Сделай милость, не говори ничего никому. Обещаешь?

— Обещаю. Ладно, держись, это еще не конец света!

— Для «Лэмпхауза» — конец.

— Полно тебе, Оливия! — И Дейвина отплыла в сторону своего нового босса.

Оливия выкинула сигарету Дейвины, от которой ее затошнило и у нее закружилась голова. Или это от того, что Стюарт Маккензи был в той же комнате, но совсем в другой стороне? Он действительно был красив — очень, очень красив!

Все ее предварительные планы обыграть его теперь казались глупыми, почти детскими. Он был мужчиной, к которому женщины типа Винни Легран прилипают, как мох к катящемуся камню. Стюарт Маккензи мог купить что угодно и кого угодно за свои миллионы — вот Винни он уже купил, не так ли?

Оливия задумалась о том, кем же Стюарт себя считает. Да как он смеет нагло улыбаться ей и поднимать свой бокал? А вот как, девочка: твои дни сочтены, и время бежит быстро. Нечего и надеяться потягаться с нашими бестселлерами — даже твоя собственная команда переходит на мою сторону! Так почему бы тебе не прилечь и грациозно не умереть, Оливия Пенелопа Котсволд? Мы получили бюджет, ты получишь престиж, будем делать дело и дружить — а, девочка?

Через мой труп! Оливия лихорадочно искала путь к бегству. Вечер вдруг обернулся для нее катастрофой. Она чувствовала себя настоящей Золушкой, только вместо хрустального башмачка потеряла «Лэмпхауз», свое наследство.

Журналисты и фотографы, критики и обозреватели толпились в другом конце комнаты. Среди бело-голубого с золотом убранства знаменитого литературного клуба «Кавычки» на Шафтсбюри-авеню звучала веселая болтовня, слышались остроумные реплики. Под шикарной люстрой Фэй Ратленд, «авторесса» последнего бестселлера, позировала, прихорашиваясь, и односложно парировала многочисленные вопросы.

— Мисс Ратленд, это правда, что вы используете свое имя для продажи копий?

— Пардон?

— В нью-йоркском гетто ходят фотографии порнозвезд?

— Никаких порнозвезд, никаких порнофильмов, все ложь!

— Что скажете о супермодели в роли актрисы?

— О, это было бы здорово!

— Ваш третий муж — он связан с нью-йоркской мафией.

— Пардон?

— Он ваш агент или менеджер?

— Мы раз-ве-де-ны!

— Мисс Ратленд, а правда, что в «Манхэттен Мицци» ни одного вашего слова нет, все написано литературным «негром»?

Она повернулась к своему агенту (не бывшему мужу), чуть не боднув его головой.

— Al diavolo! Mi porti al mio albergo per piacere! [3]

Агент повернулся к заведующему отделом связей с общественностью издательства «Маккензи» и со смаком перевел:

— Она желает знать, какой еще гадости от этой компании можно ждать перед возвращением в отель.

Тот взглянул на своих. Стюарт пожал плечами.

Оливия, специалист по телодвижениям, наблюдая за этим издали, внезапно почувствовала жалость к Стюарту. Они встретились лишь сегодня и переглядывались через заполненную комнату, кое-какие сведения о нем она знала по сообщениям с отцовского факса. Так зачем же выносить о человеке предвзятое суждение? Он ведь тоже наследник империи, выстроенной его отцом — Маккензи-старшим, Торонто, Нью-Йорк и Лондон.

Она перестала тревожиться о судьбе «Лэмпхауза», глубоко вздохнула и обернулась к Роджеру, бармену.

— Еще раз джин с тоником, пожалуйста.

Ее блестящая идея может подождать, до понедельника эту идею надо детально рассмотреть со всех сторон. Нет смысла делать дело наспех.

Теперь, когда Стюарт Маккензи вдруг сделался узнаваемым человеком, все остальное стало ясно как день. Она собиралась выиграть битву за «Лэмпхауз»! Это сохранит ее личность, ее место, круг читателей и авторов и старый верный персонал, Бэрди и Данкерса (забудь о Дейвине!). Она будет сражаться клыками и когтями как тигрица, за столом Совета, когда придет понедельник! Ее кулаки инстинктивно сжались.

Издательство «Маккензи», возможно, заплатило Фэй Ратленд миллион долларов аванса за «Манхэттен Мицци», ну так что? Ратленд — это прошедший этап, не более чем порхающий мотылек в своем блестящем серебряном платье, разрезанном спереди и сзади и державшемся, похоже, только на творческом воображении кутюрье.

Фэй могла сколько угодно утверждать перед прессой и критиками, что жизнеописание Мицци не имеет ничего общего с ее собственной биографией, но факт остается фактом — Фэй была фальшивкой! Крашеные светлые волосы до талии были вызывающе зачесаны на одну сторону и удерживались огромной алмазной застежкой, затейливо помещенной над левым ухом, искусственная родинка оттеняла уголок трепетно улыбающегося рта Скарлетт О'Хара. Фальшивка — насквозь!

Устав то и дело золотым пером писать свое имя в томиках «Мицци», вместо того чтобы наслаждаться сексуальным вечером, Фэй жалобно промолвила:

— Mi porti al mio albergo, per favore… [4]

У миссис Средней Писательницы не было выдержки, присущей идейным авторам, и она не могла ничего написать даже во спасение жизни Маккензи. Ведь Мицци — лишь хорошо упакованное вульгарное излишество современного общества, нечто эфемерное, сегодня оно есть, а завтра — нет. Оливия чувствовала это как дочь издателя. И если ее спросить, как должны действовать издатели, она бы сказала: дайте хорошему писателю без звездного имени и звездного имиджа возможность писать и поддерживайте его, а не ставьте палки в колеса!

Клубный дворецкий приблизился к ней с карточкой на серебряном подносе.

— Мне велено вручить вам эту визитную карточку, мисс Оливия.

— Спасибо, Джарвис!

Он поклонился и отошел.

На карточке с золотым обрезом было написано размашистым почерком: «О чем вы думаете?». Она перевернула ее — Стюарт Маккензи. Порвала карточку на мелкие кусочки и выбросила в пепельницу. Ей хотелось, чтобы это было замечено, и она знала, что он видит.

— Приличные люди не должны участвовать в издательских крысиных гонках, Роджер, — сказала она бармену, который долил ей джина. — Это компрометирует их принципы. Будь вы издателем, заплатили бы вы миллион фунтов за мемуары серийного убийцы?

— Конечно, мисс! А здорово, наверное, иметь миллион! Хотя мне хватило бы и поменьше. Моя подружка хочет для начала новую мебель в гостиную и микроволновку!

О Господи! Она опять оказалась в меньшинстве! Так на что прикажете надеяться? Художники слова все еще входили и входили через вращающуюся дверь в шикарное фойе клуба «Кавычки». Оливия с интересом убедилась, что добросовестных авторов среди них немного. Но Оливия придавала большое значение общественному мнению.