Чувства наизнанку - Даша Коэн

принялась строчить ответ с мстительной улыбкой на губах.

Я: «Не ошиблись, Марк Германович. Мой любовник оценил ваш подарок. Спасибо вам!».

Выкуси, сволочь ползучая!

Глава 3. О том, как кое-кто потерял совесть…

Таня

Знаете? Вообще-то я рассчитывала, что этот похотливый неандерталец хоть что-то еще мне напишет, но…

Нифига!

Ни строчки!

Даже смайлика убогого не прислал. Собака сутулая!

А я так раздраконилась, ух! Даже пальцы загудели написать ему нечто такое провокационное и бесящее, чтобы у него кровь из глаз хлынула, глядя на мои письмена. И так облом.

Сволочь. Что тут можно сказать?

И весь остаток дня я ходила дерганная и нервная. До такой степени, что допустила несколько ошибок в работе, и пришлось все переделывать. Но на телефон я продолжала подозрительно коситься и ждать, что начальник все-таки даст о себе знать. Ну, а как нет?

Кто бы смолчал в такой ситуации? Вот! Никто.

А этот… бракованный какой-то попался.

Ну и ладно. Подняла руку и резко опустила. Что у меня дел важных что ли нет, об этом мужике придурочном думать все время? Есть!

И погрузилась в свои графики, таблицы, циферки.

Правда, сладкая жизнь длилась недолго. И уже в четверг первый зам моего босса объявил, что после обеда будет онлайн-совещание аж с самим Ханом. Присутствовать надо всем.

Конечно, я приуныла. А потом долго рассматривала себя в маленькое карманное зеркальце, без конца поправляя и без того идеальный нюдовый, офисный макияж. Одернула безупречно отутюженную блузку и привычным движением смахнула с пиджака несуществующие пылинки. Вздохнула. Вроде нормально, не за что упрекнуть.

Вот только волновалась я абсолютно напрасно. Все сотрудники отдела собрались в переговорной и смиренно дожидались, пока на большом экране появится изображение нашего руководителя. А уж когда это произошло, я будто бы с ноги получила смачный пинок в живот.

Потому что его стальной взгляд всего лишь за одно мгновение прожег меня насквозь.

И воспоминания снова хлынули взрывной волной. Неуместные и порочные. Заставляющие меня стыдливо поджать ноги под стулом и, потупив взор, поправить выбившуюся из прически прядку дрожащими пальцами.

Нужно просто взять себя в руки. Дело-то простое. Не смотреть ему в глаза. Не разглядывать пухлые губы. Не медитировать на его длинные, музыкальные пальцы, которые лениво крутят в руках дорогую шариковую ручку.

Только работа. Только хардкор.

И понеслось.

Хан гонял подчиненных и в хвост, и в гриву. Кому-то везло, и его слушали молча, а кому-то не очень, и он выхватывал от Марка Германовича по первое число. И, казалось бы, идеальный доклад превращался в филькину грамоту, когда суровый руководитель указывал на невидимые для всех огрехи. И пружина ожидания внутри меня скручивалась все сильнее и сильнее. И я уже не была уверена в том, что и моя работа выполнена на высший балл.

Вот сейчас он дойдет до меня, и мне крышка. Растопчет! Закатает в асфальт!

Но время шло, а Хан так и не назвал мое имя, а потом и вовсе нарезал всем новых задач, попрощался и отключился. А я, прибалдевшая и дезориентированная, осталась сидеть на своем стуле и недоуменно хлопать глазами.

Что? А как же я?

И холодок страха прокатился по позвоночнику.

А что, если это точка? Что если Хан вернется из командировки и укажет мне на дверь? Что тогда?

Нет, он, конечно, гадский гад и все такое, но… у меня неподъемный кредит, и мне никак нельзя сейчас остаться без места. Вообще никак!

И вот тут я конкретно так скисла. Села за свое рабочее место и в панике оглянулась по сторонам, а потом взяла телефон и набрала номер лучшего друга и единственного человека, который мог бы мне помочь. Два бесконечно долгих гудка, а потом трубку на том конце провода взяли:

— Привет, Тань.

— Привет, Стас.

— Ты поболтать или по делу? Если первое, то давай чуть позже созвонимся, у меня тут аврал.

— Я по делу.

— Ага, слушаю тогда.

— Меня, кажется, увольняют.

— Гандон штопаный, — зарычал в трубку друг, все понимая с полуслова, и я улыбнулась, — надо было ему еще в школе харю начистить. Че этому самородку опять не так?

— Стас, это сейчас уже не важно, — замялась я, — просто скажи, что мне делать? Я, чтобы себя выкупить у Иванчука, деньги в банке взяла. Много денег, Стас.

— Сколько?

— Мне работа нужна, а не подачка, — тяжело вздохнула и нахмурилась.

— Ко мне пойдешь?

— А ничего лучше нет? — усмехнулась я.

— Есть, — рассмеялся в трубку друг, — я у Толмацкого поспрашиваю, такие спецы, как ты, на вес золота, и угрозы твоего Иванчука — всего лишь пук в никуда.

— Из-за этих угроз мне отказали в «Синко» и «Цитадели».

— Надо было сразу к нам идти.

— Куда к вам? У вас совершенно другой профиль. Ну и я хотела сама со своими проблемами разобраться, Стас. Да и работа в «Лабра» мне казалась мечтой, — пожала плечами, — я знать не знала, что было поглощение, и теперь мне светит работать под Ханом! В противном случае я бы никогда на эту должность не согласилась. Сам же знаешь.

— Ладно, Тань, найдем мы тебе работу. Может, не по твоей специальности, но хотя бы что-то рядом. Идет?

— Спасибо!

— Не за что, подруга. И… не дожидайся от Хана действий, сама заявление напиши.

— Не могу. У меня контракт.

— Фак!

На этой минорной ноте мы и закончили разговор, а затем я начала планомерно себя накручивать. Пыталась держать хвост пистолетом, но факты упрямо говорили сами за себя. Марку Хану не отказывают, а если осмеливаются, то тут же идут на все четыре стороны.

И так меня все эти думы доконали, что решила я поплакаться в надежную жилетку своей доброй подруги. И в пятницу по дороге из офиса домой я позвонила Нинке и пригласила ее к себе, дабы героически утопиться в бутылке с белым полусладким. Ковалева не отказала, быстро согласилась с огромным энтузиазмом, пообещав по пути прихватить несколько порций суши.

И принялась я ее ждать, планомерно вытаптывая дорожку по собственному ковру. Туда-сюда-обратно, цепляясь взглядом за злополучный, но прекрасный комплект нижнего белья.

«А вот и примерю!», — проскользнуло у меня в голове.

Пусть это будет компенсация за поруганные честь и достоинство. А еще потерянное место и увольнение так не кстати.

И руки потянулись к коробке с красным бантом, а потом выудили из нее черное кружево.

Облачилась в него поспешно и замерла перед зеркалом, прикусив губу от изумления.

— Вот это красота! — охнула я и покрутилась, рассматривая