Сумка со смертью - Александр Тамоников

– Вам ведь не повезло в личной жизни? – злорадно вымолвила женщина. – Можете не спорить, по вашим глазам вижу, что вы не преуспели. Это вас бог наказал, Алексей… Вы и сейчас продолжаете беспутный образ жизни. Неизвестно, где провели всю ночь, хотя я догадываюсь где. У вас оцарапано лицо, вчера этого не было…

– Вы не в курсе обмана вашей дочери? – попытался он смыть с себя хоть часть грязи. – Сказала, что залетела… в смысле, беременная, потому и подали заявление. А перед свадьбой я случайно узнал от ее знакомых, что Катюша наврала, не было никакой беременности. Просто обманула, чтобы привязать меня к себе, – как вам это нравится?

– Ну и что? – возмутилась женщина. – Моя дочь сражалась за свою любовь!

Он чуть не поперхнулся, стал кашлять. Женская логика зверствует независимо от возраста. К чему слова? Кто не грешил по молодости? Ну да, случались в биографии эпизоды, которыми трудно гордиться.

Откатилась дверь, ввалился Лопухин, и Алексей безропотно полез наверх, отвернулся к стене. Пусть смотрит, ему плевать. Мать обязана быть на стороне дочери. Он лежал с закрытыми глазами, вспоминал женщин, коим посчастливилось побывать в его постели. Первая – Варвара Кружилина, жили в одном селе, ходили в школу поселка Монино, что в трех верстах от Затеши. Однажды так устали за день – а дело было в десятом классе, – что прилегли в стожок на поле между Монино и Затешей… Тоже обещал жениться и не сдержал обещания. Последняя – сегодня ночью, хорошенькая, веселая, хотя и немного грустная проводница Юля. А сколько было между ними – стыдно, майор, стыдно…

Он поворочался, опять спустился вниз и уселся рядом с дверью. В купе вторглась Юленька, забрала пустые стаканы. Украдкой глянула на него, изобразив глазами: на выход, товарищ. Он поднялся под исполненным легкого презрения взглядом Анны Петровны, вынул из пачки сигарету – типа покурить. Уже вышел в коридор, как она бросила в спину:

– Чемодан свой забыли!

Алексей вспыхнул, но вернулся, безмолвно забрал кейс. Постучаться в соседнее купе он даже не успел. Отворилась дверь, проводница втащила его внутрь, стала осыпать поцелуями и зашептала:

– Все, мой милый, ты скоро выйдешь, поедешь в свою деревню, мы больше не встретимся… У меня еще есть дела до прибытия в Мирославль, увидеться не сможем… Жалко, но такова жизнь… Знаешь, я оптимистка, всю жизнь меня обламывают, а я верю во все хорошее… Возьми, – сунула она ему какой-то рекламный листочек, – там мой телефон и адрес в Красноярске. Понятно, что не позвонишь, но все равно буду верить и ждать, так легче.

– Я позвоню, Юля, – пообещал он.

– Конечно, позвонишь. – Девушка старательно прятала навернувшиеся слезы. – Ты обязательно позвонишь, Алеша. Может, через год, два. Я буду ждать, не забуду тебя…

Алексей вышел на платформу со смешанными чувствами. Хватит, на волю, в пампасы! Он будет жить, и непременно счастливо! Махнула проводница, отвернулась, забирая билеты у лезущих в вагон пассажиров. Из окна в спину смотрела женщина – он даже споткнулся. Смешался с толпой на перроне, зашагал к мосту, переброшенному через пути. И только взобравшись наверх, вдохнув полной грудью, избавился от груза прошлого. Свежий ветер «малой исторической родины» кружил голову. Он шел по мосту и таращился во все стороны. Под ногами бурлила станция Мирославль-2, пыхтели маневровые тепловозы, медленно тянулся товарный состав. На перроне у свежевыкрашенного вокзала, увенчанного остроконечным шпилем, толпились люди, работали киоски. На привокзальной площади, куда он спустился с виадука, суеты прибавилось. Толпились люди на остановке, гудели в заторе легковые машины. Здесь все изменилось. В городе жили те же сто двадцать тысяч населения, но он уже не выглядел захолустным провинциальным городишком. Откуда-то взялся здоровый торговый центр – парковка перед ним была забита машинами. На другом конце площади пропали старые бараки, выросли массивные «свечки», сверкающие стеклом и бетоном. Улица Подъемная – главная городская магистраль, упирающаяся в площадь, пестрела клумбами и рекламой. Город изменился до неузнаваемости – хотя, возможно, только центр…

Под мостом его уже встречали. У края тротуара стояла бордовая «четверка» с распахнутыми дверцами. Виктора Павловича Маслова он узнал сразу: худощавый улыбчивый пенсионер среднего роста. Еще не старый, подвижный, в модных джинсах и расстегнутой жилетке – он первым вышел навстречу. Обнялись.

– Ну наконец-то, соседушка, здравствуй! – Маслов действительно был рад, улыбался от уха до уха, хлопал по спине.

– Приветствую, Виктор Павлович!

Настроение поднималось, а когда из «четверки» выбрался еще один мужчина, резко подскочило вверх. Плотный в кости, кряжистый, с жестким «ежиком» на голове, того же возраста, что и Алексей. Он растопырил объятия, игриво поманил пальчиком.

– Борька! – воскликнул Алексей. – Борька Черкасов! В натуре, как живой, чертяка!

– Так я и есть живой! – хохотал старинный школьный друг, тиская Алексея в медвежьих объятиях. – Явился в родные пенаты, не запылился! Ну, привет, бродяга! Вроде нормально смотришься. – Он принялся его обхлопывать, вертел, разглядывая со всех сторон. – Плечи на месте, глаза живые, светишься, как в ультрафиолете…

– Вы что, мужики, специально за мной приехали? – спросил Алексей.

– Специально, специально, – проворчал Маслов. – Сам же позвонил, сообщил, когда и на чем. Добро пожаловать в карету, сосед. Давайте, мужики, рассаживайтесь, здесь вроде стоять нельзя…

– Да не спеши ты, Палыч, – хохотнул Борька Черкасов, – дай выпить с человеком – на дорожку, так сказать!

Такой фокус не вышел бы и у факира. Не успел Алексей глазом моргнуть, как в одной руке Черкасова возникла бутылка водки, в другой – два пластиковых стаканчика.

– Ну, начинается, – начал возмущаться пенсионер. – Борька, ты никак не можешь без этого. Видишь, человек домой рвется…

– Как старик к золотой рыбке! – веселился Черкасов. – Ладно, Палыч, уймись, тиран-ветеран ты наш, мы быстро. Давай в машину, Леха, держи стакан…

Все трое сели в «Жигули» – Маслов на водительское место, остальные назад. Напиток не самых изысканных сортов (водяра в Мирославле всегда была суровая) обжег горло. Не успел продохнуть, закусить предложенным огурцом под недовольное брюзжание Маслова, как, откуда ни возьмись, объявился патрульный «УАЗ», встал впритык к переднему бамперу! Распахнулись дверцы, вылезли двое с сержантскими лычками, подошли, поигрывая дубинками. У одного за спиной болтался коротыш-автомат, у другого на ремне красовалась кобура. Глазастые какие, мысленно чертыхнулся Алексей.

– Употребляем, граждане? – зловеще прогудел мордастый сержант, склоняясь над раскрытым окошком. – И стоим в неположенном месте, мешаем прохожим? А ну, выходи из машины!

– Командир, ты охренел? – взвился Черкасов. – Какого надо? Мы к тебе лезли? Стоим, никого не трогаем, сейчас поедем. Водитель же не пьет…

– Вылазь, кому сказано! – разозлился второй. – Ориентировка на вас и вашу машину!