Великий страх в горах - Шарль Фердинанд Рамю

До этой минуты она была грустна, но при этих словах ее настроение изменилось.

Она сказала:

— А какое тебе больше нравится?

Все они такие; она говорила:

— Хочешь, я надену голубое?

— Да, голубое. И косыночку, знаешь, ту, розовую с зеленым.

Она сказала:

— Как хочешь.

— И шляпку, которую я тебе подарил, и цепочку, и крестик.

Она сказала:

— Послушай, я сплету венки вашим двум коровам, и нашим тоже; когда мы завтра выходим?..

А потом:

— Только обещай, что спустишься разок.

Он ответил.

А она:

— Я нарву цветов и положу их в воду, чтобы не завяли; жаль, что в саду пока цветов мало, придется идти за ними на луг.

Он сказал: «Я пойду с тобой».

— Или лучше сначала сплести венки, а потом положить их в воду… Большая миска с цветами: думаешь, будет хорошо?

Рано утром зазвонили к обедне, на которой они были вместе, он и она, потом они пошли за венками и веревкой. Староста в конце концов убедил людей, и они пришли почти все. Девушки плетут венки, которые привязывают к рогам коров, а Викторин сплела целых четыре, это были самые красивые венки, венки из полевых и первых садовых цветов.

Была хорошая погода, и это был добрый знак.

Солнце появилось рано, несмотря на высокие горы вокруг; это был один из самых долгих дней в году.

Была очень хорошая погода, было солнце, и было три мула.

Было стадо в семьдесят голов, в основном молодые животные. Впереди шел Криттен с племянником, они шли впереди всех.

У Криттена за плечами была корзина, у его племянника тоже, а у первого мула на спине возвышалось что-то вроде башни из деревянной утвари и инструментов.

Коровы с венками на рогах, мужчины в воскресных костюмах, девушки в своих самых нарядных платьях с шелковыми косынками, треугольником свисавших им на спины.

По дороге рядом с первым мулом шагал Ромен; за ним двигалось стадо, группами по две-три коровы; и солнечный свет играл на их пятнистых шкурах, на их черных, черно-белых, бурых и рыжих шкурах, а люди шли по обочинам.

Молодые люди шли вместе с девушками; потом шел второй мул, его вел Бартелеми.

На спине второго мула громоздились одеяла, соломенные тюфяки, мешок с солью для коров, чтобы коровы ее лизали, и маленькая девочка, которую посадили между тюфяком и мешком, с этого мешка свешивались ее ноги в чулках из грубой шерсти цвета граната и ботинках с обитым медью мыском.

Было тепло и светло, было почти жарко, несмотря на то, что на такой высоте по утрам обычно довольно прохладно. Первые мухи трубно жужжали в ушах. Было тепло, было хорошо; у каждой коровы на шее висел колокольчик или большой кованый бубенец. За коровами шел третий мул, груженный провизией, то есть сыром, вяленым мясом и хлебом на три недели; с третьим мулом шел Жозеф, а рядом с Жозефом шла Викторин. Они замыкали процессию, потому что Жозеф сказал: «Так нам будет спокойнее», а потом он сказал: «Садись на него, он крепкий». Это был рыжий четырехлетний мул. Она сказала: «Ты знаешь, сколько я вешу?» — «Неважно, садись…»

Она села на мула, и они немного отстали от всех, так что между ними и колонной образовалось свободное пространство; то есть между ними и стадом был кусок дороги, на котором не было никого, а потом шли они и рыжий мул, они замыкали шествие. Стадо вошло в лес. Там постепенно животные и люди выстроились друг за другом в цепочку, в длинную цепочку, вившуюся между сосновыми стволами. Снова стал слышен шум реки. Они дошли до места, где казалось, что у коров на шее висят колокольцы без языка, процессия пошла медленнее. Шедший впереди арендатор первым замедлил ход, задавая темп остальным. Уже нельзя было идти рядом, даже по двое, и юноши шли впереди и подавали руку девушкам, чтобы помочь тем перешагивать через камни и взбираться по уступам, как ступени выраставшим поперек дороги. Жозеф и Викторин и тут держались чуть позади: она слезла с мула, но по-прежнему пользовалась его силой, потому что Жозеф одной рукой держался за хвост животного, а другой тянул Викторин. Она была ленива, а их путь, путь наверх, был длинным.

Они проделали долгий путь, долгий путь по горам; сначала шли по траве, усеянной цветами, большими пятнами цветов; потом среди сосен, по ковру из хвои, покрытому круглыми шитыми золотом пятнами; луга, лес, солнце, солнце и тень; потом длинное ущелье и тень, только тень; потом началось каменистое нагорье, осыпи и снова показалось солнце; — и там, наверху, было видно, как вьется по громадному серому склону длинная цепочка людей, которая снизу смотрится совсем маленькой; цепочка, которая совсем не движется. Если ненадолго отвести от нее взгляд, а потом посмотреть снова, то покажется, что она стоит на месте: но если прислушаться, ухо уловит едва различимый шум, похожий на журчанье ручейка на перекате или на шорох листьев на живой изгороди, которые колышет легкий ветерок…

Это был хороший денек. Все мужчины, поднявшиеся наверх, согласились, что трава хороша. Они нашли, что пастбище богато травой, чему в этот год способствовало необычно жаркое солнце, что было большой удачей, потому что со всех склонов, окружавших пастбище, стекала вода.

Воды хватало, хватало и вина, привезенного в двух бочонках на муле с провизией. Сначала все немного отдохнули, поели, попили, а коровы тотчас же стали щипать траву; потом мужчины группками пошли посмотреть, как отремонтировали сыроварню и комнату для ночлега; потом осмотрели укрытие для скота, укрытие, где скот будет спасаться от непогоды; все было сделано, как надо; придраться было не к чему, это снова была крепкая хорошая хижина, очень хорошая; потом одни пошли осматривать пастбище, а другие принялись разгружать мулов и раскладывать по местам инвентарь.

Парни и девушки сидели группами на траве; еще выпили, потом начали танцевать. Танцевали, пили между танцами; парни и девушки танцевали и пили, мужчины просто пили. Жозеф и Викторин тоже пили и танцевали, все танцы танцевали вместе. Пили и танцевали дольше, чем надо, забыв о благоразумии. И не заметили, как большое круглое солнце закатилось за гору, а маленькая стрелка часов подползла к пяти; маленькая стрелка давно показывала пять, а никто так и не вытащил часы из кармана, чтобы на них взглянуть. Поэтому пришлось спешить. Жозеф проводил Викторин до первого поворота дороги; там он сел, следя за ней глазами, а она торопилась спуститься, поднимая к нему лицо на каждом витке.

Она тоже искала его глазами: каждый раз ему приходилось опускать глаза немного ниже, а ей поднимать голову все выше.

Она спускалась, а он все сидел, она сбегала вниз, потом останавливалась, поворачивалась к нему и махала платком.

Она становилась все меньше и меньше, а потом дошла до места, где дорога становится прямой и устремляется вниз по склону; там он увидел ее еще раз, и больше не видел.