Игра предателя - Сэнди Митчелл

Впрочем, по-настоящему холодными наши отношения стали лишь в тот день, когда талларнцы отказались участвовать в межполковом боевом состязании — по той причине, что 597-й включил в свою команду нескольких женщин. Это, как донес до нас полковник Асмар, было «непристойно». Естественно и неудивительно для всех, кроме Асмара и, вероятно, Бежье, их полковой чемпион, едва он появился на палубе отдыха, был вызван на импровизированный поединок в неформальной обстановке. Я должен отметить с изрядной степенью удовольствия, что капралу Маго, веселой симпатичной женщине, едва достававшей противнику до подбородка, не потребовалось много времени, чтобы раскатать пустынного воина в лепешку. Она затратила едва ли несколько секунд — и тот оказался распластанным у ее коленей.

Бежье, понятное дело, вышел из себя. Он ворвался в мою приемную, вопрошая, что я собираюсь предпринять по этому поводу.

— Да ничего, — таков был мой ответ. Я сопроводил его обезоруживающей улыбкой и предложил гостю самый неудобный стул. — Потому что уже разобрался с этим вопросом.

Я обернулся к Юргену, моему пахучему, но абсолютно незаменимому помощнику:

— Юрген, не будете ли вы так любезны принести комиссару Бежье немного чайку? Он, кажется, слегка возбужден.

— Пожалуйста, не утруждайте себя. — Комиссар немного побледнел, ибо ему представилась возможность насладиться букетом ароматов моего помощника.

Несомненно, аппетит Бежье был теперь изрядно подпорчен.

— О, это нетрудно, — заверил я. — Я обычно как раз устраиваю себе небольшой перерыв на чашечку в это время. Два прибора, пожалуйста, Юрген.

— Да, комиссар. — Юрген отдал честь столь же неловко, как делал это всегда, и вразвалку вышел.

Каким-то образом он умудрялся выглядеть так, будто его форма нигде не прикасалась к телу — за что ее вряд ли можно осуждать, учитывая наплевательское отношение моего помощника к личной гигиене и донимавшие его приступы псориаза.

На лице Бежье, провожавшего Юргена взглядом, читалось отчаянное недоверие собственным глазам.

— Почему, во имя Императора... — (будь я проклят, если он не осенил себя знамением аквилы, произнося Святое Имя) — почему вы терпите настолько грубое отсутствие выправки? Да этот солдат заслуживает позорного столба!

— Юрген, знаете ли, особенный случай, — сказал я.

Насколько особенный, я, конечно, не собирался раскрывать. Эмберли настоятельно рекомендовала нам обоим не привлекать ничьего внимания к удивительным способностям моего помощника[9], да и сам я отнюдь не искал внимания каких-либо других инквизиторов, кроме нее.

Бежье глядел на меня с недоумением, но комиссарский этикет требовал, чтобы он уважал мое мнение во всем, что касалось полка, чью мораль мне было поручено поддерживать. Так что ему пришлось опустить дальнейшие вопросы. Для того чтобы Бежье не смог предположить и распустить в качестве слухов какие-либо дурные или попросту гнусные причины, я решил подкинуть ему немного правды:

— Несмотря на его внешний вид, это замечательно способный и надежный помощник, а его верность Императору горячее, чем у всех, кого я встречал в своей жизни.

По правде-то говоря, Юрген был единственным человеком во всей Галактике, которому я с полным доверием подставил бы спину, а его бдительность спасала мне жизнь больше раз, чем могло уместиться в памяти.

— Я считаю, что это имеет большее значение, чем тот факт, что он держится немного неопрятно, — закончил я.

Назвать Юргена немного неопрятным было все равно что сказать: «Абаддон Опустошитель иногда бывает сердит по утрам». Но я знал, что легкомысленный тон был вернейшим способом досадить Бежье. Я хорошо изучил этого человека (что легко ожидать от того, кто не раз оставлял неприятные сюрпризы на его койке в Схоле) и с хорошо скрываемым удовольствием заметил, что и теперь его губы раздраженно поджались.

— Это, конечно же, ваше решение, — произнес он так, будто до сих пор старался не вдыхать дурной запах.

Буквально через мгновение ему пришлось заняться этим, поскольку Юрген вернулся с подносом, на котором разместились две чашки и исходящий паром чайник. Юрген разлил напиток по чашкам; я втайне веселился, глядя, как Бежье морщится, но все же принимает от моего помощника сосуд. Лишь затем я поднял свой:

— Благодарю, Юрген. Пока что все.

— Да, комиссар. — Он шлепнул на стол планшет данных, который принес вместе с чаем. — Когда найдете минуту, взгляните: вам сообщение от лорда-генерала.

Бежье отхлебнул из чашки и едва не подавился, хотя Юрген и его аромат уже покидали комнату.

Я сочувственно кинул:

— Прошу прощения, мне следовало предупредить вас. Ко вкусу танны нужно привыкать постепенно.

— Вы не собираетесь читать сообщение? — спросил он.

— Это не срочно, — кинув взгляд на экран планшета, заверил я.

Бежье взглянул на меня осуждающе:

— Все, что доводит до нашего сведения лорд-генерал, является срочным.

Я пожал плечами и повернул планшет так, чтобы Бежье мог его прочесть.

— Лорд-генерал только хочет узнать, найдется ли у меня свободное время для того, чтобы перекусить вместе и перекинуться в регицид, когда спустимся на поверхность, — сказал я. — Не думаю, что ему важен немедленный ответ.

Выражения, которые стремительно сгоняли друг друга с лица Бежье, были бесценны для наблюдения: шок, недоверие, неприкрытая зависть и, наконец, тщательно изображенная нейтральность.

— Я не знал, что вы лично знакомы.

Я вновь пожал плечами — столь небрежно, как только мог:

— Мы пару раз сталкивались и, кажется, неплохо ладим. Я, честно говоря, думаю, что ему приятна возможность отдохнуть в компании человека, не принадлежащего к командной вертикали. Для него было бы неподходяще проводить время в компании гвардейских офицеров, в конце концов.

— Полагаю, что так, — пробормотал Бежье.

Откровенно говоря, я думаю, что это и было основной причиной, почему Живан заинтересовался моей карьерой и взял привычку время от времени приглашать меня на ужин[10].

Бежье сделал еще один осторожный глоток танны и кинул на меня взгляд сквозь пар:

— Должен сказать, ты удивляешь меня, Кайафас.

— Это почему же? — спросил я как можно спокойнее, не позволяя ему такого удовольствия, как разглядеть во мне раздражение оттого, что он снова назвал меня по имени.

— Я ожидал, что ты изменишься сильнее. — Бежье озадаченно нахмурился и стал похожим на ребенка, у которого болит животик. — Все эти почести, все славные дела во имя Императора...

В действительности-то все они были совершены во имя того, чтобы уберечь собственную шкуру. Но знать об этом никому не полагалось — и в первую очередь, разумеется, Бежье.