Ксеродерма - Николай Шаталов

грудь мы внимательно ищем где-то спереди. Оставим эту часть осмотра на следующий раз, иначе начнутся крики, стоны. В некоторых случаях профессия терапевта уже не кажется такой скучной: расстегните, поднимите, дышите, не дышите. Нужно сосредоточиться на другом, более важном в данный момент: внимательно осматриваем спину.

Напряжение паравертебральных мышц умеренное, скорее всего, и болевой синдром не такой интенсивный. Просто эмоции разыгрались. Видимо, и в жизни она особа страстная, в определение моменты, скорее всего, не стонет, а кричит, возможно, даже нецензурно ругается.

— Сейчас, прошу вас, немного наклонитесь кпереди, — сосредоточенно сказал я.

— Можно я буду упираться в ваш стол руками? — сосредоточенно ответила она.

— Можно и ногами. Он крепкий, он много видел, слышал и выдерживал.

— Вам срочно нужно поменять вывеску на двери, от озабоченных пациенток отбоя не будет.

— Извините, вы замужем?

— У меня спина болит, а не…

— Осмотр окончен, дальше сами.

— Что сама?

— Разогнулись, повернулись, подняли, застегнули.

Думаю, скорее всего, она, кричит, думаю, ругается, ибо, обладая подобным телом, это совершенно естественно. Бездыханной быть не должна.

— Говорите, говорите, вы снова замолчали.

— Молчу, молчу и пишу для вашего здравия свои рекомендации или вы желаете уйти без оных?

— А вы не можете писать и говорить?

— А вы не можете страдать и молчать?

— Страдают молча и беспричинно только дуры, а у меня есть законный повод излить свою печаль, уныние и боль.

— Вот мои рекомендации. Ступайте, лечитесь. Жду. Через пять дней, надеюсь, возрадуемся вместе. На следующий приём лучше прийти без бюстгальтера. По последним данным, полученным в крупнейших клиниках мира, это однозначно способствует выздоровлению.

— Вы в этом уверены?

— Да. Безусловно. Это меньше раздражает… кожные покровы спины.

Думаю, она точно кричит и точно матерится.

Я решил проводить её до двери кабинета, и мы распрощались почти по-товарищески. Но я был точно уверен, что на большее рассчитывать не стоит.

Болезнь — это молодость, лечение — зрелость. В первом случае внезапность и быстрота, во втором — рассудительность и готовность к воздержанию и самоограничению. Это не запад и не восток, но они обязательно встретятся, и вот тогда и возникнет бесконечный вопрос, который пытались разрешить предыдущие поколения и который наверняка возникнет у настоящих и будущих.

Вот такие они, производственные будни, хотя лично я ничего не произвожу, и даже женщины раздеваются у меня сами. Хотя она…

Если женщина тебе не по зубам, не стоит тратиться на дантиста.

Для посторонних двери закрываются.

Люди ищут

Двери беспардонно открываются.

Каждый чешет себе голову по-разному.

Прием подходил к концу. Дверь в мой кабинет осталась полуоткрытой. В коридоре тихо звучала песня о том, как в давние времена парень бросил девушку, но она всё равно будет его ждать. В ожидании приёма сидели две женщины. Их объединяла опрятность, разъединяла скорость движения рук и ног. Первой было около тридцати, второй около семидесяти, но песня звучала одна, и, несмотря на разницу в возрасте выражение лиц у обеих было одинаково.

Большая страсть выравнивает разницу в годах, как каток выбоины на асфальте.

Весьма возможно, первую забыли на следующий день, а у второй, когда-то давно уехавший парень, уже реально повредился умом и не тормозит собственным разумом ни в какую сторону. И кто знает эту правду, ибо она как песня, из которой слов не выкинешь, и душевно исполнить её практически невозможно.

Я посмотрел с нежностью в их задумчиво повлажневшие глаза.

— Прошу, заходите. Кто из вас будет первой, точнее, предпоследней?

— Мне без разницы, — сказала молодая.

— Я тоже никуда не тороплюсь, — сказала женщина в возрасте.

Одна печальная мелодия сблизила двух разновозрастных дам и почти сняла усталость и раздражение, возникшее в ожидании приёма, и я в своём белом халате больше напоминал гарсона, нежели врача. Как ни парадоксально это звучит, но кто-то явно жаждет быть последним, хотя в некоторых случаях зайти первым в любой кабинет, это уже подвиг. И неважно, чей это кабинет.

— Ещё раз прошу, приглашаю. Ибо уходит наше-ваше время, а вместе с ним, возможно, и ваше здоровье.

Весь день одни женщины. Нет, я не гинеколог, просто день такой выдался, как в бане. Они продолжали молчать, следовательно, мне и решать. Победила молодость, зрелость продолжила размышлять. Имея определённый мужской и врачебный опыт, я предположил, что с более молодой пациенткой всё закончится несколько быстрее.

Она решилась. Она вошла.

Она дышала болезнью и здоровьем, и всего в ней было поровну. Она дышала душой и теплом, и попробуй угадать, где и в каких количествах это хранится.

— Прошу вас, проходите, пожалуйста, присаживайтесь. Какие проблемы привели вас ко мне?

— Насколько я могу понять, ты меня не узнал или сделал вид, что ты невролог на всю голову, а я обычная болящая, пришедшая к концу рабочего дня. Я тебя давно искала, прошу помочь по старой дружбе.

— Мадам болеет?

— С одной стороны, у мадам особых проблем нет, с другой стороны, как ни крути, мне ужасно хочется тебя попользовать. Полагаю, не стоит объяснять, насколько привлекает, возбуждает белый халат, особенно если он изрядно помят, застиран и давно не находился в опытных женских руках.

Любая работа полна неожиданностей, и в моей случается такое: открыла дверь одна болящая, вошла другая, а передо мной присела совершенно здоровая, агрессивная и неуёмная стерва.

И рана давно зажила, а боль осталась, и лечение не отличается большим разнообразием, и страждущие читают одни и те же молитвы, а получается у всех по-разному.

— Сколько лет прошло, сколько лет. Не знаю, как я, а ты, мне кажется, совершенно не изменился. В твои годы ты уже врач, которому разрешили осматривать людей, выписывать рецепты и назна чать им разное лечение. Да ещё имеешь отдельный кабинет, с письменным столом, ручки, бумага, даже молоток есть, сколько всего! — раскачиваясь словно китайский болванчик, произнесла она.

— Стараюсь, — ответил я.

— Просто выдающаяся карьера. Тебе нужно дорожить этим местом. Молодых прожорливых охотниц в округе много, но, по правде сказать, я бы здесь долго не задержалась.

— Ты осталась прежней, я тогда у храма видимо ошибся, наивно размечтался, что твой характер и образ мысли изменился, но мальчик у тебя хороший. Как ты меня нашла через столько лет?

— Увидела твой портрет на обложке журнала «Они позорят наш район». Не скрою, издание раскупалось очень бойко. Ну и, конечно, вспомнила, наше единственное с тобой студенческое утро.

— Ты пришла, чтобы очернить мое невинное, честное, девичье имя?

— В паспорт свой посмотри. Кому теперь нужна наша невинность, честность и давно утерянная девственность?

— Столько лет… сколько лет,