Чёрная жемчужина Аира - Ляна Зелинская

А Летиция жадно разглядывала яркие вывески. Рю Верте — улица широкая, обсаженная по обеим сторонам пальмами, тамариндовыми деревьями и казуаринами, вела на север от самого порта и заканчивалась большим храмом на холме. Мимо проплывали фасады домов, выкрашенных всеми цветами радуги: персиковые, розовые, цвета ванили и терракоты. Город стоял в низине, в дельте реки Арбонны, окруженный с одной стороны многочисленными болотами и дамбами, а с другой — океаном. От жары и влажности белоснежная брестонская штукатурка, столь популярная в Старом Свете, здесь тут же покрывалась зелеными и рыжими разводами плесени и мха. Вот и красили дома кто во что горазд, добавляя в краску дубовую кору, кермек* или гамбир*.

*прим. — растения, используемые для производства красок.

Каждый дом непременно окружал длинный балкон с навесом и ажурными коваными решетками — так альбервилльцы притеняли окна от невыносимо жаркого солнца. Ветерок лениво шевелил длинные листья папоротников, что свисали из горшков почти с каждого балкона, и доносил запах цветущего франжипани — дерева, которое непременно росло у каждой двери. Его бело-жёлтые цветы обязательно должны были падать на ступени крыльца: считалось, что это добрый знак — ангелы охраняют жильцов этого дома.

И Летиция вспомнила, что бело-жёлтые цветы франжипани — символ Альбервилля.

— А это — Рынок рабов, — произнесла Аннет как ни в чём не бывало.

Летиция жадно разглядывала высокие решетчатые ворота, за которыми виднелась утоптанная тысячей ног красная глиняная площадь, помост и что-то похожее на коновязь.

Неужели здесь продают людей? Вот так запросто, как скот…

— Но сегодня он не работает — Божья неделя началась, — изрекла Аннет философски, — почти никто не работает. А это — игорный дом мсье Маджера.

— А это что? — спросила Летиция, кивнув на особняк, фасад которого выделялся на фоне других — стены выкрашены красным, а двери — золотом.

На крыльце дома стояли две темнокожие женщины — ньоры — в кричаще-ярких одеждах и тийонах таких размеров, что, казалось, голова у них оторвётся от их тяжести. У одной поверх шёлкового тийона красовалась ещё и красная шляпка, плоская, как блин. И всё это сооружение на голове походило на огромный сказочный гриб.

Женщины свешивались через перила, и глубокие декольте их платьев показывали всё, что должен скрывать наряд приличной женщины. Но они, нисколько не смущаясь, махали морякам, идущим по другой стороне улицы, и смеялись.

— Ну, понятно же — это… дом терпимости, — произнесла кузина, чуть понизив голос и не глядя на вульгарных женщин.

— Бордель? — потрясённо спросила Летиция и тут же прикрыла рот ладонью — мадам Мормонтель за одно это слово, произнесённое вслух, враз бы огрела чётками.

В Старом Свете такое и помыслить было невозможно, и от удивления Летиция даже обернулась, разглядывая публичных женщин. В Марсуэне, где они жили с бабушкой, конечно, были публичные дома, но где-то на задворках, на узких тёмных улицах, по которым не проезжают дамы из приличных семей. О них никогда не говорили вслух, а если и хотели упомянуть, то выражались деликатно и туманно, вроде «вы же понимаете, о каких женщинах мы говорим». Это считалось грязным, постыдным и греховным. Это следовало скрывать от глаз, как язву, как нехорошую болезнь, а вовсе не выставлять напоказ.

И то, что здесь, в Альбервилле, бордель находился в центре города, вот так нарочито и открыто, сияя красными вывесками и начищенными стёклами, соседствуя с вполне приличными заведениями: магазинами и конторами на главной улице — такое было очень странно и удивительно.

Рынок рабов, Игорный дом и бордель! И всё это — на центральной улице! И впрямь — город греха!

Их коляска свернула на рю Виктуар, и кивнув на особняк с мраморными колоннами и садом, Аннет произнесла:

— Это «Белый пеликан» — самая большая бальная зала во всём Южном союзе. Даже в Реюньоне нет такой. Не знаю, как в Старом Свете, но здесь очень любят танцы.

Летиция уже успела заметить, что и на флаге Альбервилля тоже изображен пеликан, рядом с цветами франжипани. Да и когда они проезжали небольшой кусок набережной, выходившей на низкий берег Арбонны, эти самые птицы, совершенно не боясь людей, сидели на гранитных камнях вдоль всего берега. Не даром же Альбервилль называют городом пеликанов.

Экипаж остановился перед большим особняком, и Летиция поняла, что они приехали. Дом Бернаров утопал в тени старых дубов, с ветвей которых, точно бахрома, свисали сизые нити ведьминых волос. Два этажа, персиковые стены и зелёные ставни, мраморные колонны украшали фасад, а подъездная аллея растянулась на полсотни туасов — дом выглядел очень респектабельно, как, впрочем, и всё, что было связано с дядей Готье.

— Странно, что ты не взяла с собой служанку, — как будто невзначай обронила Аннет, но было понятно, что это всего лишь такой способ провести между ними черту различий — они хоть и родственники, но именно деньги определяют здесь настоящий статус.

— К сожалению, она слегла с горячкой, — быстро нашлась Летиция, — но не думаю, что в этом городе такая уж проблема нанять служанку.

Унижаться перед богатой родственницей она не собиралась.

— Я пришлю тебе Люсиль, — ответила Аннет, войдя в тень густых деревьев и складывая зонтик, — она, правда, топает, как лошадь, но умеет делать всё. Да смотри, не давай ей лодырничать — она любит поспать, пока никто не видит, так что заставляй её что-нибудь делать к сроку, всё равно что, — добавила кузина назидательно, — у ньоры руки всегда должны быть заняты работой. Полагаю, тебе нужно отдохнуть с дороги. Ужин у нас в семь.

Слова Аннет оставили у Летиции неприятный осадок в душе. Она почему-то сразу вспомнила наставления бабушки о том, что сидеть без дела — грех, и то, как за праздность ей доставалось иной раз и розгами, и лишь утвердилась в мысли, что Аннет вряд ли станет ей подругой.

Кузина раздала задания слугам, велела отнести вещи гостьи в её комнату, представила Люсиль — толстую ньору лет сорока в крахмальном переднике и зеленом тийоне, и с чувством выполненного долга удалилась. А Летиция остановилась у подножья лестницы, украдкой разглядывая большой холл, высокие окна, задрапированные светлыми портьерами, картины на стенах и бронзовые статуи у входа, и почему-то подумала, что едва ли это адвокатская практика приносит дяде Готье доходы, позволяющие содержать такой дом.

— Ты рабыня? — спросила она Люсиль, когда они поднялись на второй этаж в комнату, отведённую для Летиции.

— Конечно, муасель, вот и печать есть, — ответила Люсиль так, словно вопрос её удивил, и закатала рукав.

Чуть выше локтевого сгиба на внутренней стороне руки Летиция разглядела что-то похожее на татуировку или очень старый ожог, словно из кожи цвета тёмного шоколада вытравили часть краски. Печать представляла собой белый круг, в нём какие-то символы и в середине — буквы «Г.Б.».

Готье Бернар.