📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРоманыАнна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Анна Австрийская. Первая любовь королевы - Шарль Далляр

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 108
Перейти на страницу:

В Лувре, в Люксембурге, возле королевы-матери и около кардинала, повсюду, наконец, при дворе, вертелись люди сомнительного дворянского происхождения, носившие бархатные плащи богато вышитые, тафтяные или атласные полукафтанья, обшитые кружевами и позументами, серые или черные шляпы с красными или синеватыми перьями, длинную шпагу, единственную представительницу того, что они называли своей честью — добродетель удобная, не мешавшая им плутовать в картах и грабить парижан, не успевших вернуться домой до ночи. Всегда готовые подраться, они вызывали на дуэль первого, на кого им указывали, для пользы и дурного и хорошего дела; кровь свою они давали всем, кто хотел и мог за нее платить. Эти забияки рисковали своею жизнью ежечасно и спешили тратить деньги, когда они заводились у них. Те, у кого денег не было, жили кто плутовством, кто льстя страстям каких-нибудь старух, позволявших постыдно разорять себя. Презираемые всеми, они внушали страх большинству, потому что их не удерживало ничто, и тот, кого они не могли победить на честном поединке, подвергался опасности быть вероломно убитым.

Их было тут человек шесть, и по их веселым речам, по беспрестанно повторяемым приказаниям хозяину, чтоб он хорошенько жарил гуся, по крикам восторга, вырывавшимся у них по мере того, как гусь принимал золотистый цвет, нельзя было сомневаться, что это жаркое предназначалось для них. Одни сидели, другие стояли, но все окружали длинный стол, прислоненный одним концом к стене и накрытый белою скатертью и приборами на семь человек. Приборов было семь, а поборников шесть. Но позади них, на конце стола, спиною к стене сидел седьмой человек, составлявший с ними разительный контраст, но, без всякого сомнения, принадлежавший к их обществу. Это, должно быть, был амфитрион; это, наверно, он платил за гуся. Это был толстяк с одутловатым и безбородым лицом, с видом скорее глупым, с тем хитрым, бесстрастная физиономия которого в нормальном состоянии выражала мало, а в эту минуту была омрачена какой-то неприятной мыслью. Он казался совсем не так весел, как его собеседники. Он был одет просто, но опрятно и походил на мещанина. С первого взгляда ему можно было дать также, как и молодому человеку, гревшемуся в первой комнате, лет двадцать, не более. Но это было единственное сходство между ними. Насколько у первого, под его скромным и сдержанным видом, было откровенности и честности в малейших чертах его лица, настолько у товарища поборников было хитрого лукавства. Впрочем, они, по-видимому, не знали друг друга.

Поборники чести со своей стороны не обращали никакого внимания на молодого человека в высоких сапогах, который также не занимался ими.

При входе в таверну герцога де Монморанси и графа де Морэ весьма естественное любопытство привлекло всеобщее внимание к вошедшим. Молодой человек, гревшийся у огня, вежливо, но холодно отвечал на поклон, который вошедшие сделали всем вообще. Поборники, на минуту прекратившие хохот и крики при шуме отворившейся двери, опять принялись хохотать и кричать. А толстяк, бросив тусклый взгляд на пришедших, опять равнодушно прислонился к стене. Один трактирщик, с обычной проницательностью людей его ремесла, тотчас угадал под платьем темного цвета, без перьев и кружев, дворян высокого звания и, бросив вертел, с колпаком в руке, поспешно пошел к ним навстречу.

— Не беспокойтесь, — сказал герцог. — Мы хотим только погреться у огня и выпить рюмку сомюрского или, если у вас есть вино лучше, по вашему выбору.

Трактирщик, уже красный от жара, побагровел от удовольствия и гордости. Никогда подобные посетители не говорили с ним таким тоном и не оказывали ему такого доверия.

— Монсеньер, — сказал он на всякий случай и не зная, заслуживает ли этот титул тот, к кому он обращался, — у меня есть крамонское, стоящее всякого самюрского. Десятилетнее вино, монсеньер! Я иду в погреб.

Он взглянул на гуся.

— Ах, а мой гусь! — вскричал он.

Молодой человек, гревшийся у огня, встал со своей скамьи.

— Ступайте, хозяин, — сказал он, — я позабочусь о вашем вертеле.

И натурально, просто, не раболепно, он взял в руки вертел и начал его крутить. Трактирщик явился с двумя бутылками, покрытыми пылью.

— Вот, господа, — сказал он, — и так как достойный молодой человек занял на минуту мое место, я отведу вас в комнату, где вам будет удобнее, чем здесь.

— Позвольте, — сказал Морэ, испугавшись мысли оставить камин, — нам еще нужнее согреться, чем пить.

— Будьте покойны, господа; там, где я вас помещу, вы можете пользоваться тем и другим; притом здесь не греются, а жарят.

Он взял подсвечник и отпер напротив камина дверь, которая вела в его собственную комнату. Расставив бутылки на столе, он принес дров и положил их в камин. Молодые люди, поставив ноги на решетку камина, со стаканами в руках, наслаждались, тем более что трактирщик нисколько не преувеличил достоинство крамонского вина. Они, может быть, легко забыли бы, в каком месте находились, если бы шум в соседей комнате не напомнил им об их положении. Только тонкая перегородка из неплотных досок отделяла их от той комнаты, где шумели в ожидании гуся гордые поборники чести и их угрюмый амфитрион. Шум этот вдруг прекратился, и переход к полной тишине был так неожидан, что тотчас привлек их внимание. Они поняли, что изжарившийся гусь явился на стол и голодные рты нашли себе лучшее занятие, чем хохот и крики. Бренчанье ножей и тарелок скоро показало им, что они не ошибались; но, так как пиршество поборников чести мало их интересовало, они воспользовались тишиной, чтобы разменяться похвалами превосходному качеству крамонского вина, когда фраза, осторожно произнесенная по другую сторону перегородки, невольно заставила их прислушаться.

— Теперь, когда мы можем, не возбуждая внимания, поговорить о ваших делах, мой милый, — говорил голос, очевидно сдерживаемый, но по милости тонкой перегородки внятно доходивший до слуха молодых людей, — скажите мне, для чего вы хотите, чтобы его убили?

— Я знаю этот голос, — прошептал герцог.

— И я также, — сказал граф.

— Это голос Лафеймы.

— Именно.

— Начальника шайки негодяев на жалованье у кардинала.

— Исполнителей его тайного мщения.

Они сделали рукою знак, предписывавший молчание, и принялись слушать.

— Неужели вы отказываетесь теперь оказать мне услугу, добрый господин де Лафейма? — сказал голос пронзительный, хотя осторожно сдерживаемый, какие вообще бывают у безбородых толстяков.

— Вы не поняли меня, мой милый. Дела остаются делами, и меня еще никто не осмелился обвинить в плутовстве.

— Я вас не обвиняю, добрый господин де Лафейма.

— Вы меня встретили час тому назад вместе с этими пятью благородными дворянами, моими друзьями, мы возвращались после игры в мяч на берегах Бьевры, но черт меня побери, если я знаю, почему вы могли меня узнать! Впрочем, это не должно удивлять меня — я ведь, могу сказать, страшно известен; и вдруг ни с того ни с сего предложили избавить вас посредством меня самого или одного из моих друзей от человека, стесняющего вас.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 108
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?