За гранью грехов - Лана Мейер

«Базовое сканирование» дается мне без особого труда, да и «глубинные раскопки» тоже.

— Ты и ты — остаетесь, — киваю на побелевшую парочку — долговязого блондина и брюнетку, облаченную в готически стилизованное платье, с прямой осанкой. Судя по фирменным пиджакам, оба учились в Гарварде.

Что никак не помогло одержать им победу в отборе. Меня зацепило то, что не видно глазу.

Они живые. В них есть энергия. Остальные — ходячие трупы, в которых биологическим образом поддерживается некое подобие жизни.

— Остальные могут идти.

— Ублюдок, — сквозь зубы бросает мне обиженная и изгнанная претендентка, заставляя меня передумать насчет нее.

Медленно подхожу к девушке. Ее карие глаза горят вишневым пламенем, округлые щеки пылают. Полные губы блестят, словно она только что прошлась по ним языком. Я недооценил девочку. Теряю хватку?

— Остаешься в отборе до следующего этапа, — слегка махнув кистью, жестом выгоняю из кабинета всех к чертовой матери.

Выдохнув, возвращаюсь к столу. Минуя его, приближаюсь к панорамному окну, наслаждаясь ощущением того, что возвышаюсь над вечно жужжащим мегаполисом.

Даже пандемия не сломила Нью-Йорк. Он вновь кишит туристами, местными жителями и скакунами, жаждущими одержать победу на ипподроме «Американской мечты». Иллюзия живого города впечатляет, но на самом деле это всего лишь имитация жизни, бумажный дом. Муравейник, постоянно переполненный энергетикой хаотичной жизни. Наступи на его сердце — помрут почти все, разбегутся в разные стороны.

Безумие матери принесло мне немало проблем, но научило видеть дальше, больше, глубже.

Поэтому я так легко понимаю, кто способен быть в моей команде. Немного мужчин наделены стальными яйцами и хладнокровным характером, а тех, что обладают этими качествами — видно сразу.

Тоже самое с женщинами — мои ищейки могут не славиться званием «первых красавиц», но в них обязательно должна быть жизнь.

Та жизнь, которую я видел в Эриде и никогда не замечал в своей матери.

Она сдалась, отдав свою жизнь за несуществующие идеи.

Эра не сдалась даже сейчас, когда от нее прежней совершенно ничего не осталось.

Тем и занимательнее будет наша партия. Играть интересно лишь с теми, кто бьется до последнего. Даже если приходится выгрызать свою победу зубами и каплями крови.

Не так ли?

Эрида

Со всей дури замахиваюсь плотно зажатым кулаком, в кровь разбивая омерзительную рожу Кинга.

Попадаю костяшками прямиком в прямой и выразительный нос бывшего мужа, мечтая оставить его без него. Хотя куда лучшей идей было бы лишить его отростка не на лице, а между ног — возможно, тем самым я спасала бы еще десятки невинных девушек от надругательств и насилия. Звук сломанных хрящей вызывает в душе невообразимую радость и детское ликование, и я представляю как алые ручейки разливаются по аристократическим чертам лица Роберта Кинга.

— Будь ты проклят, — с надрывным рыком выдыхаю я, снова и снова заезжая кулаком по боксерской груше, представляя на ее месте физиономию Роба.

— Только попробуй снова испортить мне жизнь, — угрожающе объявляю я, будто от нее все еще что-то осталось. Кроме существования.

Мой вес давно достиг критически низкой отметки. Грань безумия пройдена. Но здесь, в убогом спортивном зале, расположенном в неблагополучной части Квинса, я всегда нахожу в себе силы потренироваться и выместить на этом куске упругой резины все свои страхи, агрессию, и невыраженные эмоции.

Можно подумать, в моей жизни что-то осталось еще неиспорченным, нетронутым личным посланником ада. Роберт Кинг проехался по всему, что когда-то было мной или ассоциировалось со мной.

Он стер мою личность, когда мне было пятнадцать.

Создал на неопределенное время новую — удобную, подходящую ему, красивую куклу. После — разорвал на части. Надоела, приелась, как и все остальное, что набивает оскомину богатым ублюдкам.

На некоторое время я позволила себе забыть о нем, но день икс приближается с молниеносной скоростью. Скоро, судебный запрет на приближение Роберта Кинга ко мне потеряет силу, и мне страшно, что он в очередной раз выкинет что-то, что нарушит мои границы.

Пять полных лет я не имею ничего общего с семьей Кинг и меня это устраивает. Меньше всего на свете я хочу когда-либо вновь соприкоснуться с тем миром, что разрушил меня до основания, залпом выпил до дна.

Я же не собираюсь забивать себе голову этим дерьмом в последние дни в безопасности? Он же не посмеет вернуться, правда? Четыре года назад суд вынес строжайший приговор, запрещающий ему приближаться ко мне менее, чем на километр. Любое нарушение постановления грозит ему колонией строго режима.

Такому, как Роб, не нужен лишний скандал. А Роберт знает, что я смогу его устроить — пусть только попробует меня тронуть или каким-либо образом проникнуть на территорию руин моей жизни снова.

Нужно срочно расслабиться. Выкинуть все тяжелые мысли и навязчивые страхи из головы, пока они не задушили меня к чертовой матери. С моим физическим и моральным состоянием, мне, итак, осталось недолго.

Смахнув пот со лба, дерзко улыбаюсь красавчику, что, с особым усердием выполняет подъем внушительной штанги в паре метров от меня. Засмотревшись в мою сторону, он мгновенно отключается от реальности и едва ли не роняет тяжелый брус на прорезиненный мат.

Я резко прекращаю свои издевательства над воображаемой физиономией Роберта, еще раз убедившись в том, что несмотря на мой убогий и болезненный внешний вид, я до сих пор являюсь той самой ведьмой, способной уложить на лопатки любого мужчину.

У каждого человека есть дар.

Мой, больше похож на проклятье — большинство представителей мужского пола в моем окружении теряют разум. Говорят, моя прапрабабушка действительно была колдуньей, и ее магическая печать магнетизма передалась мне. Я бы посмеялась над этим фактом, если бы до сих пор не ловила на себе постоянные алчные взгляды.

— Тесс, привет. Как ты? — прикинув планы на вечер, я достаю телефон из кармана спортивных штанов и набираю свою старую знакомую из модельной тусовки. — Протащишь меня на вечеринку сегодня? — не дожидаясь ответа, небрежным тоном интересуюсь у нее я.

Тех, кто поддерживает со мной связь и общение можно пересчитать по пальцам опытного фрезеровщика.

Тесс — моя должница, и поэтому, я всегда могу позвонить ей, когда становится слишком паршиво и одиноко. Такие приятельницы создают отчетливую иллюзию того, что я вообще когда-либо существовала.

— Нет, Эри, прости, не могу, — включая пафосную светскую львицу, без приветствия отзывается Тесс. — Это не «тусовка», а прием высокого класса по случаю презентации новой косметической линии. Приглашены все сливки. И не будет наркотиков и прочих развлекательных мероприятий, которые могли бы быть тебе интересны, — снисходительным тоном продолжает Тесс. Противным таким, будто я — ее личная горничная, на позиции «подай-принеси». Раньше она себе подобного не позволяла, но с тех пор, как мое подурневшее «коммерческое и дорогое личико» вычеркнули из всех контрактов, я теперь не считаюсь «высоким уровнем» достойным уважения.