Обитель Апельсинового Дерева - Саманта Шеннон

Трюд в девичьей уже надела свежую сорочку. Эда помогла ей с корсетом и летним подъюбником, затем одела в черное шелковое платье с рукавами-буф и кружевными вставками. Брошь со щитом ее покровителя, рыцаря Доблести, блестела у сердца. Все дети стран Добродетели в двенадцать лет выбирали себе рыцаря-покровителя.

Эда тоже носила такую брошь. Пшеничный колос, эмблему Щедрости. Она получила ее при обращении.

– Госпожа Эда, – обратилась к ней Трюд, – другие фрейлины говорят, что ты еретичка.

– Я не пропускаю молений в святилище, – ответила Эда, – в отличие от некоторых фрейлин.

Трюд всмотрелась в ее лицо.

– А Эда Дариан – твое настоящее имя? – вдруг спросила она. – По-моему, звучит не по-эрсирски.

Эда взяла в руки золотую ленточку:

– Так ты и эрсирский знаешь, благородная госпожа?

– Нет, но я читала историю этой страны.

– Чтение, – отшутилась Эда, – опасное времяпрепровождение.

Трюд остро взглянула на нее:

– Ты надо мной смеешься.

– Ничуть. В сказках великая сила.

– В каждой сказке есть зерно истины, – сказала Трюд. – Под иносказаниями они скрывают знания.

– И я надеюсь, что ты обратишь свои познания во благо. – Эда пальцами расчесала ее рыжие кудри. – Что до твоего вопроса – нет, это не настоящее мое имя.

– Я так и думала. А какое настоящее?

Отделив два локона, Эда переплела их ленточкой.

– Здесь его никто не слышал.

– Даже ее величество? – подняла брови Трюд.

– Даже она. – Эда развернула девушку лицом к себе. – Матрона озабочена твоим здоровьем. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

Трюд колебалась. Эда погладила ее по плечу как сестру:

– Ты знаешь мою тайну. Мы связаны обетом молчания. Ты что, носишь ребенка?

Трюд выпрямилась:

– Нет!

– Тогда в чем же дело?

– Это тебя не касается. Просто у меня живот не все принимает с тех пор…

– Как уехал мастер Сульярд.

Трюд вскинулась как от удара.

– Он пропал весной, – продолжала Эда. – Дама Олива говорит, что с того времени ты лишилась аппетита.

– Ты далеко заходишь в своих догадках, госпожа Дариан. Слишком далеко! – Трюд, раздувая ноздри, отстранилась от нее. – Я – Трюд утт Зидюр, потомок Ваттена, маркесса Зидюра. Одна мысль, что я могла унизиться до шашней с низкорожденным оруженосцем… – Она повернулась спиной к Эде. – Скройся с моих глаз, или я расскажу даме Оливе, что ты разносишь клевету на фрейлин.

Эда коротко улыбнулась и удалилась. Она слишком долго прожила при дворе, чтобы препираться с ребенком.

Трюд проводила ее глазами. Шагнув из коридора на солнечный свет, Эда вдохнула запах свежескошенной травы.

Одно было ясно: Трюд утт Зидюр тайно сблизилась с Триамом Сульярдом, – а Эда взяла за правило знать все тайны двора. Если Мать позволит, узнает и эту.

Рассвет расколол небо Сейки, как яйцо цапли. Бледный свет пролился в комнату. Впервые за восемь дней ставни были открыты.

Тани воспаленными глазами смотрела в потолок. Она провела беспокойную ночь, озноб и жар сменяли друг друга.

Больше ей в этой комнате не просыпаться. Настал День Выбора. День, которого она ждала с детства – и которым так глупо рискнула, решившись нарушить уединение. А попросив Сузу спрятать чужестранца на Орисиме, она рискнула и жизнью – своей и подруги.

Живот крутило, как мельничное колесо. Она подхватила форменную одежду, мешочек с умывальными принадлежностями и, не потревожив спящую Ишари, вышла из комнаты.

Южный дом стоял у подножия Медвежьей Челюсти – возвышавшегося над мысом Хайсан хребта. В этом и в трех других домах учения готовили смену для стражи Бурного Моря. Тани с трех лет жила в этом месте.

Ступить за порог было как шагнуть в печь для обжига. Зной опалил кожу, волосы на голове показались ей толстой шапкой. У Сейки был свой запах. Отворенный дождем аромат древесины и зелени листьев. Обычно Тани находила его успокаивающим, но сегодня ее ничто не могло утешить.

Пар от горячих источников сливался с утренним туманом. Тани скинула ночные одежды, шагнула в ближайший прудик и отскребла кожу горстью отрубей. В тени сливового дерева она оделась в платье ученицы и зачесала волосы на одну сторону, чтобы не закрывали голубого дракона, вышитого на блузе. К тому времени, как она вернулась в дом, комнаты ожили.

Она легко позавтракала чаем и бульоном. Несколько учеников, проходя, пожелали ей удачи.

Дождавшись срока, Тани первой покинула дом.

Снаружи ждали слуги с лошадьми. Они дружно поклонились. Тани уже сидела в седле, когда из дома выскочила встрепанная Ишари и тоже забралась на коня.

При виде Ишари у Тани перехватило горло. Они шесть лет делили одну комнату. А после церемонии, быть может, никогда больше не увидятся.

Они выехали за ворота, отделявшие дома учения от остального мыса Хайсан, проехали через мост, миновали бегущий с гор ручей и присоединились к ученикам из других домов. Тани поймала презрительную усмешку Турозы, своего соперника. Она выдерживала его взгляд, пока он, тронув пятками лошадь, не ускакал галопом к городу вместе со своими друзьями.

Тани в последний раз оглянулась, вбирая в память пышную зелень холмов и силуэты лиственниц на бледной синеве неба. А потом прикипела взглядом к горизонту.

Шествие медленно продвигалось по мысу Хайсан. Многие горожане проснулись пораньше, чтобы увидеть, как ученики едут к храму. Они усыпали улицу соляными цветами и толпились в переулках, вытягивая шею, чтобы разглядеть тех, кому сегодня выпадет честь избрания богами. Тани старалась сосредоточиться на тепле лошадиных боков, на перестуке копыт – лишь бы не думать о чужестранце.

Суза согласилась отвести инисца на Орисиму. Конечно, она согласилась. Она была на все готова ради Тани, как и Тани – ради нее.

Как нарочно, Суза когда-то водила знакомство с одним из часовых торгового поста, и тот рад был вернуть ее благосклонность. Причальные ворота остались открытыми, и Суза собиралась вплавь добраться до них с чужестранцем и сдать его главному орисимскому врачу, посулив заплатить ему серебром. Тот, по слухам, наделал игорных долгов.

Если нарушитель границы принес с собой красную болезнь, она останется заперта на Орисиме. Сразу после церемонии Суза анонимно донесет на него правителю Хайсана. Врача, в доме которого найдут чужого, обдерут кнутом, но, как полагала Тани, не убьют – чтобы не подвергать опасности союз с Вольным Ментендоном. Чужестранец, если пытка развяжет ему язык, может рассказать властям о двух женщинах, повстречавшихся ему ночью, но ему не дадут долго оправдываться. Меч быстро избавит остров от угрозы красной болезни.