Байки старого боцмана - Сергей Стеблиненко

Железный нетвердо шел к цели. Увитый трубами, патрубками, вентилями и прочей арматурой, котел блестел свежевыкрашенной наружностью и даже не стремился к такому настойчивому вниманию инспектора. Крышка люка была заблаговременно снята, и проверяющее тело исчезло в чреве котла.

Пребывание внутри котла такого высокопоставленного лица привлекло внимание всех машинистов, и только бывший кочегар-орденоносец Гранитов, оставался равнодушным к столь официальному визиту. За свою долгую карьеру мимо него промелькнуло столько проверяющих, что держать в памяти всех не было ни возможности, ни желания. Каждого проверяющего в отдельности сознание ассоциировало с конкретным горячительным напитком, а так как язва желудка не оставляла шансов на полноценное общение, то вспоминать о них было незачем. Полученный орден делал его присутствие обязательным при любом застолье – отказывать в просьбе человеку, жавшему руку тов. Кагановича казалось нереально.

Происходящих в стране перемен Гранитов не понимал, а советы замполита забыть когда, где и главное кем был вручен орден – были просто возмутительны. Отшлифованная годами красивая легенда о личной дружбе с тов. Когановичем, в которую поверил даже сам Гранитов, становилась неактуальной и вредной. Из Красного уголка исчезла не только фотография исторического вручения, но и газетная вырезка с Указом о награждении… Язва открылась явно на нервной почве. Да и как ей не раскрыться, когда тебя никто не слушает, а тем более не наливает?!

Пока мы занимались бедами кочегара Гранитова, высокая комиссия сделала вывод о неготовности котла к эксплуатации, что и было изречено прямо в его недрах. Над люком вознесся бюст проверяющего. Движение других, оставшихся внутри частей тела странным образом затормозилось. То ли сам котел, услышав нелицеприятные вещи, не хотел без боя отпускать инспектора, то ли его живот окончательно вышел из-под управления и не хотел покидать гостеприимное судно.

Первая мысль: «Что делать?» посетила только Киреева, уже была им высказана вслух, но не нашла достойного отклика присутствующих.

– По твоему списку, нам исправлять дня четыре. Дай бог, за это время похудеешь… – произнес равнодушно Петрович, после чего Железный исчез внутри котла и обреченно заскулил.

Все понимали, что на свободу Киреев может выйти только, если котел разрежут. По тем временам это можно было сделать, только разрезав и утилизировав все судно. Значит, судно никогда не выйдет в море, управление не выполнит план, а главный механик вернется туда, где провел далеко не лучшие годы, теперь уже в компании с инспектором, машинистами и кочегаром-орденоносцем Гранитовым. Котельное отделение опустело так внезапно, что на последующие вопросы Киреева отвечало только эхо…

Часа через три, когда пленник окончательно охрип, был подан диетический обед из трех блюд. Незамысловатое меню состояло из рюмки водки, миски свежей шинкованной капусты и компота, в котором сахар, по инициативе врача, уступил место слабительному той же концентрации. Сервировал и обслуживал «стол» поднаторевший в этом деле второй механик. В конце трапезы меню было усилено дополнительной рюмкой, повторенной дважды. После принятия столь обильной пищи, клиент притих и захрапел, что давало команде возможность собраться с мыслями.

К сожалению, мысли никуда не собирались. Что, если накоплений Железного хватит не на четыре дня, а на более длительный срок?…

Ситуацию спас кочегар-орденоносец. По его словам, способ извлечь тело Железного существовал – о нем Гранитову сообщил во время вручения ордена сам тов. Каганович, а поскольку замполит запретил упоминать об этой исторической встрече, то без его письменного разрешения, он ничего никому не расскажет.

Замполит был неумолим. Разве можно вспоминать о Кагановиче, да еще называя его товарищем?!! Да за такие вещи райком партии оторвет голову до самых колен!!!

– Я – человек сознательный. Если партия запрещает, значит и говорить об этом, мы не будем, – продолжал темнить Гранитов.

Все бросились убеждать замполита:

– Чего Вам стоит – человек гибнет! План горит! и т. д., и т. п.

– Товарищи, – взмолился замполит, – У меня же – семья, дети. Сейчас не время…

– Самое время! – заорал из котла Киреев и прибавил такое, что даже видавший виды Петрович искренне пожалел замполита. Фраза, произнесенная разгневанным человеком в минуту отчаяния, многократно усиленная корпусом котла сотрясла судно. Замполит сник, злополучное разрешение было подписано и скреплено штампом: «ВЗНОСЫ СДАНЫ».

К сожалению, в трезвом виде о тов. Кагановиче орденоносец никогда рассказывал, а так как судовой врач категорически запретил Гранитову пить, возникла потребность в получении еще одной справки. Доктор оказался человеком покладистым, и в течение пяти минут в диагнозе кочегара произошли кардинальные перемены. Оказывается, больной излечился настолько, что исключительно в лечебных целях смог принял целую бутылку заветной микстуры большими основательными глотками. После первого глотка орденоносца в сердце Киреева закралась надежда и с каждым последующим – стала перерастать в твердую уверенность.

Гранитов оторвался от пустой бутылки не сразу, задержав ее на финише еще на минуту-другую. Движения жидкости не наблюдалось, он осмотрелся и, наконец, изрек:

– У тов. Кагановича на железной дороге такие случаи были, – он вновь внимательно изучил опустевший сосуд и продолжил, – Если человек застрял в котле, нужно до гола раздеться и вымазаться солидолом…

О том, как тов. Каганович раздавал железнодорожникам солидол, присутствующие уже не услышали по причине полной амнезии оратора.

Через час все было готово к извлечению тела. Покрытая толстым слоем солидола голова инспектора показалась над горловиной. Конечно, голова проходила и без солидола, но желание выйти на свободу было так велико, что такая мелочь не имела никакого значения. Всеобщую эйфорию оборвал Петрович:

– Хочешь выбраться – подписывай акт! – и протянул голове лист бумаги.

– Но мои принципы?!! Через них я никогда не переступлю! – взвыла голова.

– Не переступишь – не вылезешь, – вдруг ожил замполит, – Вы только поглядите на это пугало!..

Вид был и впрямь из фильма ужаса – болотного цвета голова с обезумевшими глазами возвышалась над пробившимся сквозь краску телом русалки. Дополнял натюрморт уже знакомый нам Семен, пытаясь собственным телом прикрыть рыбий хвост.

– Он через свои принципы не переступает! – не унимался замполит, – Я из-за тебя через партию переступил…

После чего замполит выдал тираду, которую невозможно вычитать ни в одном учебнике марксизма-ленинизма… До этого замполит никогда не матерился. Тревожное пионерское детство, беспокойная комсомольская юность и строгая партийная зрелость научили его общаться без употребления этих простых и доходчивых слов. И вот теперь все эти существительные, прилагательные, глаголы и междометия лились из него непрерывным потоком, находя отклик в сознании каждого. Когда замполит умолк, все угрожающе дружно посмотрели на пугало – сникший Киреев молча подписывал «Акт внутреннего освидетельствования».