#ЛюбовьНенависть - Анна Джейн

Оглядываясь назад, я понимаю, почему она так решила. Наши разборки не длились круглосуточно, и часто мы с Даней вполне себе мирно сосуществовали. Даже умудрялись спать вместе, на одной кровати, особенно когда играли в «мартышку». Мартышка была злой и хотела нас поймать, поэтому мы прятались под одеялом и неизменно засыпали, прижимаясь друг к другу. Кто из нас придумал эту игру, я и не помнила…

На выпускном в подготовительной группе нас обоих сделали ведущими, которые помогали воспитателям на торжественной части, и мы стали соперничать, кто лучше выступит. Сначала все было более-менее честно, а потом Клоун умудрился подставить меня – уже в который раз! Перед самым праздником он сделал мне подножку, и я, упав, сильно растянула лодыжку – так, что даже ходить не могла. Естественно, меня заменили другой девочкой. И уже не я, а она в нарядном платье и лаковых туфельках помогала воспитателям вести праздник.

Я же, скуксившись, сидела на стульчике и не могла ни танцевать, ни участвовать в сценках. Нет, я потом, конечно, в отместку плюнула Дане в глаз и выбросила в окно его любимую машинку, но все равно было ужасно обидно! Его-то потом все хвалили и говорили, что он – настоящий артист, а на меня не обращали внимания. Да еще и родители были недовольны мною, ибо, по их мнению, я просто раскапризничалась. Я ревела целый вечер, и мама в итоге наказала меня – не пустила гулять. А Даня бегал по двору со счастливым выражением лица и коряво писал мелом под моими окнами: «Дура».

Лето после садика мы провели раздельно – я уехала к бабушке в деревню, а Даня с родителями – в санаторий. И за время нашей двухмесячной разлуки я даже как-то подзабыла, какой он отвратительный: детская память – весьма гибкая штука.

Когда наступила славная (нет) пора отправляться в школу, наши мамы, недолго думая, сообща решили, что было бы здорово, если бы мы учились в одном классе. Не знаю, как они это провернули, но мы снова оказались вместе, в первом «А». Более того, нас посадили за одну парту, как сейчас помню – вторую, в третьем ряду, около шкафа со всякими поделками и учебниками. У меня до сих пор есть старая фотография, где мы вместе с Даней сидим за этой партой первого сентября и рядом с нами лежат пышные одинаковые букеты с крупными хризантемами: у него в золотой обертке, а у меня – в серебряной. На снимке он довольно улыбается, а я сижу с традиционно кислой рожей – за минуту до съемки Клоун больно дернул меня за хвостик, а когда я попыталась дернуть его за дурацкую бабочку, получила от мамы замечание, что если я так буду себя вести и в школе, то меня оставят дома.

Мы сидели вместе две четверти, и это было ужасно! Клоун постоянно списывал у меня, как бы я ни старалась закрыть свою тетрадь ладошкой. Иногда скуки ради чиркал ручкой у меня в тетради или даже на руках. Пулялся бумажками, тыкал в бок, дергал за косичку, при этом мастерски подставляя сидящего позади мальчика – прилежного Колю Полежаева. И я все время оборачивалась к нему: сначала с недоумением, а потом и со злостью и просила перестать, не то расскажу учительнице.

«Это не я», – пищал Колька, а я не верила, пока случайно не заметила ловкую руку Даньки у себя на плече. Естественно, в ответ он получил в лоб.

Еще эта мелкая сволочь воровал мои ручки, карандаши, пенал и прятал, а потом делал честные глаза и разводил руками. Мол, он совершенно ни при чем! После этого я и стала называть его Клоуном. После очередной его выходки я упирала руки в боки и говорила: «Цирк уехал, а Матвеев остался». Он ненавидел, когда я называла его Клоуном. И клоунов тоже ненавидел. И боялся.

Я категорически не хотела общаться с Даней в школе. Но он был всюду, как навязчивая собачка. Чем больше я его отталкивала, тем больше он прилипал. Кроме того, дома мы часто вместе обедали и делали домашнее задание – то с его мамой, то с моей. И только там, дома, когда мы оставались наедине, вновь наступало временное перемирие. Разве что он незаметно перекладывал еду со своей тарелки на мою да воровал конфеты с печеньем. В школе же и во дворе, когда я играла с Другими детьми, а не только с ним, он, как говорится, жег напалмом.

Однажды Даня, предложив донести мой ранец до дома, схватил его и убежал. А мне пришлось мчаться за ним по всей улице. В результате он спрятался, и я долго искала его, пока не села на лавку у подъезда и не заревела от обиды. Только тогда он прибежал и сунул мне под нос мороженое со словами: «Хватит ныть». Мороженое я съела, а после, как назло, заболела. Тогда он приходил ко мне домой каждый день и с важным видом личного секретаря начинал рассказывать, что происходит в школе, а еще приносил домашку. Домашку я делать, естественно, не хотела, а он ее все носил и носил, и я снова начинала злиться. Дурацкий Матвеев!

Кроме того, он, зная, что я ужасно боюсь щекотки и начинаю громко смеяться, так и норовил защекотать меня. Однажды он сделал это прямо на уроке математики. Сначала в классе раздался мой протестующий вопль, а затем – отчаянный смех, учительница пришла в недоумение. Надо сказать, Ольга Викторовна была женщиной хоть и довольно молодой, но строгой и ратовала за дисциплину. А потому она сделала мне суровый выговор. Даньку я не выдала – со старшей группы не выдавала, как и он меня. Это был наш негласный детский договор. В ответ перед уроком физкультуры, когда мы, мелкие первоклашки, почему-то переодевались все вместе в кабинете, я выхватила у зазевавшегося Клоуна спортивные штаны и убежала с ними в женский туалет. Ему волей-неволей пришлось зайти туда, и в результате завуч младших классов застала его выскакивающим из женского туалета. Теперь ругали его, а я выглядывала из-за угла и строила злобные рожи.

Во втором классе Матвеев подложил мне мышь в рюкзак, и тогда я познала, что такое настоящая ненависть. Большое темное чувство. Поднимающееся, словно волна, из самых глубин сердца. H. Е. Н. А. В. И. С. Т. Ь.

Дело в том, что я, как и многие девочки, панически боялась мышей. Если к тараканам и жукам я относилась с долей отвращения, но вполне спокойно, то мышей и крыс опасалась как огня. И, естественно, когда на перемене я сунула руку в портфель с очаровательной феей, чтобы достать заботливо положенный мамой сок, а нащупала мышиный хвост и потом вытащила настоящую мышь, я завизжала так оглушительно, что Ольга Викторовна уронила стопку с тетрадями. Как оказалось, мышей она тоже боялась, особенно бегающих по классу. Она взобралась на стул, как и половина девчонок, а мальчишки с азартом стали эту мышь ловить. Правда, оказалось, что она неживая – обычная заводная игрушка, но ту перемену я не забуду никогда. В том числе и потому, что классная руководительница оказалась более прозорлива, чем родители и воспитатели в садике, и поняла, кто и зачем положил мне в портфель мышку. Она наказала Даню, отругав перед всем классом, что его почему-то очень обидело. От обиды он написал мне в тетради «Туповатая» своим корявым почерком, а Ольга Викторовна это увидела. И вновь наказала Клоуна. Вот тогда я по-настоящему упивалась своей победой! Что там какой-то выговор от завуча! А Даня строил планы, как отомстить.

С моей осенней поделки «Ежики на лесной прогулке», которую мы делали всей семьей, он стащил пластилиновых ежей. А вместо них положил свою лепку – нечто странное, напоминающее пародию на голые задницы. Кроме того, Клоун карандашиком зачеркнул слово «ёжики» и вместо них написал слово «булки». В итоге моя поделка стала называться: «Булки на лесной прогулке» – почти в рифму. Подмену заметили не сразу, а когда заметили, то очень смеялись – и дети, и родители. Не смеялись только Ольга Викторовна и завуч младших классов, которые, ничего не заподозрив, отнесли поделку на школьную выставку. Зато все это булочное великолепие увидела комиссия, состоявшая из педагогов, которые должны были оценивать поделки.