Спящая - Банана Есимото

Я пошла в колледж, сдала несколько рефератов, а потом решила, что было бы неплохо хоть иногда разбирать свой шкафчик, и отправилась в раздевалку. А там я обнаружила записку, приколотую к дверце моего шкафчика. Я сорвала ее и прочла. Её написал один мой приятель по имени Кэнъити.

Могу вернуть тебе деньги.

Позвони завтра в районе обеда.

Кэнъити.

Кэнъити одолжил денег почти у всех в этом мире, а потом смылся, не вернув никому ни иены. Он не приходил в колледж уже лет сто. Я дала ему в долг в общей сложности пятьдесят тысяч иен, но на самом деле не особенно надеялась получить их обратно. Мой брат был таким же, насколько я понимаю. Судя по тому, что я слышала, если сложить все деньги, которые Кэнъити удалось взять в долг, то получится просто невероятная сумма. Все были в бешенстве и сходили с ума от злобы.

И хотя иногда, глядя на какую-нибудь тряпку, и я ловила себя на мысли: «Ах, если бы у меня сейчас были мои пятьдесят тысяч», – я просто понимала, чем все кончится. Он хороший парень, но только не в том, что касается денег. «Более того, разве можно было бы не влюбиться в парня, если он не просто хороший, но даже возвращает тебе деньги вовремя?» – подумала я, покачивая головой и размышляя, как же он сможет расплатиться со мной. Я сложила записку, сунула ее в карман и вышла во двор, все еще укрытый снежным покрывалом.

– Привет, Сибами! – раздался чей-то голос.

Я повернулась на звук и увидела поблизости Танаку.

– Привет. А Кэнъити ничего не говорил о том, что хочет вернуть тебе деньги?

Я слышала, что Танака тоже одолжил ему денег.

– Нет! Это уже даже не смешно. Я одолжил этому придурку тридцать тысяч иен! Не могу поверить, что он воспользовался моими деньгами, чтобы свалить на Гавайи с какой-то девчонкой!

Судя по голосу, он был просто в ярости.

– На Гавайи?

– Ну да. Он встречается с какой-то школьницей!

– Да ты что? А он уже вернулся?

– А я-то откуда знаю?

– Ой.

Очень на него похоже. Готова поспорить, он собирается вернуть долг только тем, кто ему симпатичен.

При этой мысли я кивнула, соглашаясь сама с собой.

– А почему ты спрашиваешь? Ты что-то слышала? Он с тобой связывался? – спросил Танака.

– Нет, ничего я не слышала! – покачала я головой.

Мне определенно не хотелось усложнять жизнь Кэнъити, особенно теперь, когда он заявил, что собирается со мной расплатиться.

– Кстати, последнее время я часто вижу тут твою двоюродную сестру.

– Что ты имеешь в виду? Где это «тут»?

Мари и Танака были знакомы.

– Ну, как где? В баре на перекрестке, который открыт всю ночь, а еще на той стороне улицы и «У Дэнни», короче, в основном в этом районе и обычно по ночам.

– Понятно. По ночам, – кивнула я.

Значит, вчерашнее путешествие не было единственным. Да… если подумать, в ней не чувствуется живости, присущей любителям ночной жизни. Скорее, она бродит здесь в трансе, словно лунатик.

Но что же она увидела вчера, стоя ночью под снегом и глядя на свет, струящийся из моего окна? Вероятно, на улице было так темно, а моя комната казалась такой светлой, почти белой. Возможно, снаружи выглядело так, словно внутри действительно тепло и уютно?

От этих мыслей мне стало немного грустно.

Я попрощалась с Танакой, и мы разошлись в разные стороны.

По дороге домой я заскочила в один из баров, о котором упоминал Танака, темное и довольно мрачное местечко, в надежде застать там Мари. Помещение было залито тусклым светом, но сильнее всего на психику действовало не это, а мрачное соседство. Заведение располагалось как раз напротив кладбища.

Там сидела Мари, опершись локтями о столик. Я подошла и окликнула ее.

– Привет! Как удачно! – Она показала на пакет, стоявший рядом на стуле.

Я села напротив.

– Что ты имеешь в виду? Почему удачно?

– Я захватила твои ботинки.

– Да ты что? – улыбнулась я.

– Ага, – улыбнулась в ответ Мари.

Она протянула мне роскошный пакет из дорогущего универмага «Исэтан». Разумеется, мои стоптанные ботинки лежали в красивой коробке внутри пакета, тщательно высушенные и начищенные до блеска. Мне пришло в голову, что Мари даже такие мелочи оформляет с претензией на изящество, и это остаточное явление некоторых привычек из ее утраченного прошлого, которые даже сейчас контролируют ее действия. Я почувствовала какую-то нежность, глядя на нее, возможно, такие чувства вы испытываете при виде несчастного привидения.

– Ты хотела зайти к нам? – спросила я.

– Да, но свет в окошках не горел, и я решила пойти домой.

Я заказала джин с тоником и передала Мари слова моей мамы:

– Мама попросила тебя прийти к нам в гости днем. Сказала, что когда ты приходишь по ночам, то все это как сон и так неинтересно.

Мари засмеялась:

– Я так и знала! Она ведь была полусонная, да? Говорила какие-то странные вещи, а я просто подыграла ей.

– Ну, она так и сказала.

Какое-то время мы сидели и молча потягивали свои напитки. Мари, широко распахнув глаза, смотрела в окно, мимо которого проносился поток машин. Выражение ее лица не казалось особенно несчастным, и все же я помнила, что в детстве она ужасно не любила темное время суток, поэтому не засиживалась допоздна. Неважно где, у себя дома или у нас в гостях, но она всегда ложилась спать сразу после десяти. Я задумалась над этим, и несмотря на то что Мари моя сестра и я знаю ее уже сто лет, она показалась мне другой, изменившейся непостижимым для меня образом.

– Ты знала, что Сара была беременна? – вдруг спросила Мари.

– Ммм.

Сначала мне удалось только промычать в ответ, поскольку я пыталась из всех слов, крутящихся в моей голове, выдернуть два – «Сара» и «беременна» – и связать их между собой. Наконец до меня дошло.

– Нет, понятия не имела!

– Да, я вдруг сама вспомнила ни с того ни с сего. Знаешь, как это бывает в таких местечках, где темно и вовсю орет музыка, внезапно ловишь себя на том, что смутно вспоминаешь что-то давно забытое. Ты понимаешь, о чем я? Кроме того, вон там за столом сидит синеглазая девушка. Она уже давно здесь. Вот я и стала думать, что сейчас с Сарой…

– Это был ребенок моего брата?

– На самом деле Сара сказала, что и сама не знает, – рассмеялась Мари. – Дело в том, что она хотела, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. И какое-то время встречалась со своим старым приятелем из Бостона и с Ёсихиро одновременно. Ну, похоже на истории о парнях из маленьких городов, которые приезжают учиться в большие – у них одна подружка в колледже, а другая ждет дома. Вот и Сара так же, хотя в ее случае набор был интернациональный. По-видимому, Ёсихиро узнал об этом, только приехав в Бостон. Но ведь он же японец. Он знал, что рано или поздно уедет домой. Насколько я слышала, он перестал с ней встречаться по собственной инициативе. Но Сара не давала ему уехать. Так что потом полгода они существовали в состоянии любовного треугольника, и была полная неразбериха. Ёсихиро такое положение вещей совершенно не устраивало, и поэтому он, скорее всего, постоянно пытался вырваться. Думаю, так оно и было, но ведь он жил в чужой стране, я имею в виду, ему некуда было бежать, да? Ему не к кому там было обратиться. Но Сара ведь познакомилась с ним сразу по приезде в Японию и полюбила его… Уверена, ей тоже, должно быть, было очень тяжело. Но тогда, когда между мной и Ёсихиро еще ничего не было, Сара довольно часто говорила об их отношениях. Она рассказала, что у нее уже есть парень в Бостоне, но ей очень-очень нравится Ё-си-хи-ро, но ведь они из разных стран, и хотя она пока что учится в Японии, в конце концов, все равно придется возвращаться домой, и расставаться будет очень тяжело. Вот так. Ёсихиро, по его словам, не знал, была ли Сара по-настоящему беременна или же обманывала, но даже если это и правда, что маловероятно, то нет почти никаких сомнений, что это ребенок ее американского парня. Так он сказал.