В конце вечности - Артем Евгеньевич Белянин

— Ну что, скоты, догоняйте! — сплюнув кровью под ноги, сказал Остап и бросился в чащу. Он бежал что было сил. По треску веток и визгам было ясно, что разъярённая толпа выродков его нагоняет. В глазах замелькали зарубки на деревьях.

«Вот оно — волчье поле», — подумал Остап, перескакивая через кусты. Позади раздались первые лязги капканов с истошными воплями попавших в них дикарей. Перемахивая через все кусты, где только могли быть ловушки, Остап стремительно приближался к огромному, поросшему мхом валуну. Позади всё ещё слышались хрипы преследователей.

Остапу удалось не попасть в капканы, но от усталости уйти оказалось труднее. Охотник запнулся и упал, проехавшись на животе добрых три метра. Идущие след в след четверо людоедов, спотыкаясь об Остапа, кубарем покатились по земле. Один из каннибалов поднялся и сцепился на земле с охотником. Троих оставшихся остановил раскатистый бас, раздавшийся за их спинами.

— Убью!!! — заорал, брызгая слюной, Фома и, выскочив из-за валуна, размашистым ударом дубины снёс двух людоедов. Третий людоед, вытаращив от страха глаза, бросился прочь. Однако этой твари уйти не дал Степаныч, уложив его безвольную тушу метким выстрелом из охотничьего лука.

Озверевший Фома подскочил к Остапу и, схватив сидящую на нём тварь за грязные волосы, оттащил в сторону. Не дав людоеду подняться, здоровяк с размаху вколотил дубину в его уродливую голову.

— Вставай, родной! — поднимая Остапа, закричал Фома.

— Спасибо! — скривив лицо от боли и усталости, сказал Остап и, тяжело дыша, достал с голенища нож.

— Что, суки?! — зарычал Фома, вскидывая над визжащими людоедами дубину. — Это вам не спящих баб резать! На!!! — добавил он и со свистом впечатал своё орудие во врага.

А тем временем волчья поляна ревела десятками глоток. Звеня цепями, людоеды пытались выбраться из капканов. Увидев бегущих к ним охотников, дикари взбеленились и были готовы отгрызть себе ноги, лишь бы сбежать.

— А ну, дай помогу! — заорал Фома и с треском обрушил своё дубьё на голову одного из людоедов. Засвистели стрелы Степаныча. Через несколько минут всё было кончено. Поляна погрузилась в мёртвую тишину, и лишь сбившееся дыхание Фомы и Остапа не давало ей зазвенеть в ушах.

— Нам нужно идти! — отдышавшись, сказал Остап.

— Вставай, Фома, надо глянуть, что в деревне творится, — хлопнув по плечу сидящего на земле здоровяка, сказал старик. Фома кивнул и, обтерев лицо грязным рукавом, кряхтя поднялся.

Приблизившись к деревне, Остап взобрался на забор и осмотрелся. Охотник никого не увидел. Откуда-то из глубины доносился треск ломающихся досок.

Соскочив с забора, Остап взглянул на товарищей и прижал указательный палец к губам. Коротким кивком Остап указал Фоме и Степанычу следовать за ним. Передвигаясь как можно тише, трое двинулись в деревню.

Приблизившись к дому Эльзы, охотники увидели груду тел. Охранники дома вперемешку с дикарями лежали друг на друге, запечатлев трагический момент отчаянной и неравной схватки. Дверь, ведущая в терем, была вырвана и лежала неподалёку. Из дома доносился рык, клацанье зубов и всё тот же треск ломающихся досок. Остап приблизился к искорёженному крыльцу и заглянул внутрь. В полумраке метнулась крупная лохматая фигура. Во внутренней тяжёлой двери уже была проделана приличная брешь, сквозь которую то и дело показывалась здоровенная волчья морда и оскаливала клыки.

Фома, крепко сжимая дубину, прижался спиной к стене у входа. Степаныч, заприметив в траве окровавленный топор, поднял его и отдал Остапу, а сам отошёл к колодцу.

— А ну, выходи!!! — громко закричал во тьму старого терема Остап.

Звуки внутри стихли. Послышались тяжёлые шаги и скрип половиц. Из темноты на свет вышел, пригнувшись, огромный дикарь. Роста он был исполинского. Метра два с половиной, не меньше. Посмотрев снизу вверх на гиганта, Остап попятился.

На поясе этого чудовища болтались на крюках человеческие черепа, некоторые из которых были совсем свежие. Всклокоченные волосы делали огромную голову варвара необъятной. Выпученные глаза блестели безумием и яростью. Нижняя челюсть людоеда подалась вперёд, обнажая гнилые зубы. Заревев, дикарь бросился на Остапа.

Оказавшийся позади чудовища, Фома что было силы заехал дубиной ему по спине. От неожиданности выродок вздрогнул и, разворачиваясь, пошатнулся, и снёс плечом деревянную опору крыши крыльца. Крыша затрещала и рухнула на голову людоеда. Однако ошеломлённый дикарь быстро пришёл в себя и поднялся на ноги, раскидывая по сторонам доски. Вырвав из обломков рухнувшего крыльца кусок сломанного бревна, дикарь двинулся на Фому.

Толстяк, сжимая дубину, украдкой бросил взгляд на Остапа, словно пытаясь этим придать себе храбрости, и, стиснув зубы, зарычал.

Фома понимал, что едва ли переживёт удар этого чудовища, но трусом он никогда не был. Единственное, чего он хотел в эту минуту, не умереть раньше, чем успеет как следует приложиться по выродку. Когда между Фомой и людоедом осталось пару шагов, засвистела стрела Степаныча и впилась великану под колено. Нога огромного варвара подломилась, и он упал перед Фомой, опершись руками о землю.

Воспользовавшись моментом, здоровяк сплеча приложился дубиной по огромной башке людоеда. Схватившись одной рукой за разбитую голову, а второй вырывая из ноги стрелу, великан поднялся. Подскочивший Остап всадил в спину дикаря топор. Заревев, гигант махнул обломком бревна и ударил охотника, отбросив того в сторону. Развернувшись к Фоме, дикарь вновь получил удар дубиной в грудь. С силой вырвав из рук толстяка оружие и свалив на землю, варвар замахнулся на него, но очередная стрела, впившаяся ему под лопатку, мгновенно охладила его пыл. Скривив и без того безобразное лицо от боли, дикарь подскочил и бросился к Степанычу. Стоящий у колодца старик невозмутимо натянул тетиву. Очередная стрела вошла людоеду под сердце. Вот только умирать огромная тварь не спешила. Размахнувшись, варвар швырнул в Степаныча обломок бревна. Угодив в колодец, деревянный снаряд разлетелся. Рука старика дрогнула, и стрела, нацеленная в голову варвара, лишь скользнула по его щеке.

Заревев, людоед в два прыжка оказался рядом со стариком и, схватив его за одежду, оторвал от земли.

Пришедший в себя Фома кряхтя поднялся и, подобрав с земли дубину, застыл в оцепенении, глядя на то, как беспомощный Степаныч отчаянно вырывается из рук чудовища.

— Отпусти!!! — закричал Фома и в сердцах топнул ногой. — Отпусти, кому говорю?! — потрясая дубиной, закричал толстяк. Гигант бросил взгляд на Фому, оскалился и швырнул старика на землю. Степаныч охнул от боли и, перевернувшись, медленно пополз к Остапу. Людоед взглянул на шагнувшего в его сторону Фому и, поравнявшись со стариком, с силой наступил ему на спину. Старые кости захрустели. Степаныч застонал и, закашлявшись кровью, уткнулся лицом