Фабрика звезд по-русски - Дмитрий Серебряков

Но почему не следует? Что стоит за гибелью Снегиревой?

Почему она погибла? Или поставим вопрос по-другому. Что знала в своем провинциальном Владимире скромная и безобидная женщина такого, из-за чего её убили?

Ещё вопрос. Кто сбросил в Москву информацию о том, что некто интересуется историей Марины Снегиревой?

«Я даже простейшими навыками следователя не владею. И куда меня понесло? — с тоской подумал Совин. — Ладно, вспомним прочитанные детективы и опробуем метод исключения…»

Так кто сбросил в Москву информацию о том, что некий Совин интересуется Снегиревой?

Не двоюродная сестра Марининой мамы. Не соседи. Не журналистка Гаврилина. Не коллеги с владимирской радиостанции. Все эти люди к деньгам, которые делались на имени Марины Снегиревой, не имели ровным счётом никакого отношения. И к её гибели тоже. А вот некий адвокат Сергеев имел некий интерес. Хотя бы потому, что защищал водителя машины, убившей Марину.

Значит, адвокат… Во всяком случае, пока больше никто не просматривался.

Отсюда следовало, что следовало поинтересоваться водителем.

«Шикарный каламбурчик!» — вслух съязвил Совин, закуривая.

На вполне мирной кухне перед вполне мирной кружкой чая Совин обдумывал далеко не мирные вопросы.

Практически весь день он провалялся в постели — болело лицо, болело всё тело. Смотрел телевизор, переключаясь с канала на канал, изучал стихи Снегиревой. И думал.

Не проходила обида за получение легких телесных повреждений. Пугало чувство опасности. И было интересно: как будто он читал детектив и ждал разгадки, которая, как известно, всегда бывает в конце. Заставляло задуматься только то, что в детективах, как правило, наличествовал хэппи-энд — счастливый конец. Жизнь была сложнее. И насчет хэппи-эндов в ней не всегда ладилось, ой не всегда…

Сумерки заползали в окно рабочего кабинета Совина. Мягко светился экран компьютера, мурлыкал радиоприемник, настроенный на волну родной станции. Дымилась чашка кофе, поскольку чай в закромах кабинета рекламной службы закончился аккурат перед праздниками.

Последний нерабочий день был весьма продуктивным. И вечером Дмитрий пошел не домой — откровенно говоря, было страшно, — а на работу.

Съел разогретую в редакционной микровол-новке пиццу, заварил кофе и сидел перед своим компьютером — он называл это «сидеть на машине».

Открыл текстовый редактор, создал свою папку, запрятал ее в недра машины среди других, служебных, файлов. Назвал папку так, чтобы никто и не подумал, что в ней хранится информация, да еще защитился паролем от любопытствующих, если вдруг таковые появятся.

И сейчас делал записи. Позже все записи он скопирует на дискету и перетащит их на винчестер своего домашнего компьютера. А записи из домашнего компьютера скопирует на свой рабочий. Никогда не помешает иметь лишнюю копию своих рабочих материалов. Мало ли что…

* * *

Хорошие они ребята — эти старушки. С раннего утра сидят себе на лавочке. Общаются. И рады поговорить с любым, лишь бы поговорить. И на любую тему.

На лавочке перед подъездом дома, в котором жил якобы владимирский бизнесмен Олег, а на самом деле коммерсант из Москвы Владимир Борисович Глебов, сидели как раз такие старушки. Не сильно доброжелательные, но словоохотливые. Да и ладно. Совину детей с ними не крестить.

Стандартный ход, известный, наверное, с тех самых пор, как человек научился говорить: Дмитрий назвался приятелем Глебова, забывшим номер квартиры, долго охал по поводу постигшего друга юности несчастья и выяснил, что тот сейчас в больнице (это через полгода-то после аварии!), а жена дома.

Такой же способ, поднявшись в искомую квартиру, использовал и с женой Глебова. Судя по красивому, но жесткому лицу женщины, судьба супруга ее не очень интересовала. Разговаривала она нехорошо, торопилась скорее закончить, однако адрес больницы дала и попрощалась.

Совин поехал в больницу…

* * *

Да, это не была больница для богатых. Скорее наоборот. И палата не радовала чистотой и порядком. Хотя в ней лежал только один человек.

Совин поздоровался, не услышав ответа, сел на стоящий рядом с кроватью стул и начал выкладывать на тумбочку принесенные с собой фрукты. Судя по всему, посетители больного не баловали. Совин уже знал от медсестры, что лежащий здесь человек обречен на жалкое существование инвалида — у Глебова был серьезно поврежден позвоночник. Ходить Владимиру Глебову более не суждено. Хорошо — руки действовали да головой можно было ворочать.

Оба молчали. Больной — красивый черноволосый мужчина — рассматривал посетителя. А посетитель не знал, как начать.

— Вас Ленка прислала? Или Толстый? — вдруг спросил Глебов.

— Кто?

— Понятно. Значит, не они. Зачем я им такой сейчас нужен?

— Лена — это Мосина, певица? — поинтересовался Совин. — А Толстый кто?

— Ну вы точно не от них. Иначе бы и вопросов таких не задавали. Чему обязан? — Глебову не хватило только вздернутого подбородка для столь аристократического вопроса.

— Откровенно говоря, ни Лена Мосина, ни ее Толстый меня не интересуют, — ответил Совин, изрядно при этом соврав: они как раз его очень интересовали.

И Совин не зря еще раз повторил имена. И возражений на них опять не последовало. Значит, Глебов знаком и с Мосиной, и с неким Толстым. Уже какая-то информация, хотя неясно пока, с чем ее можно связать.

— Владимир Борисович, меня Снегирева интересует. Я журналист, собираю материалы о ней, — начал Совин и вдруг неожиданно для себя решил идти напролом. — Почему вы во Владимире назвались Олегом?

— Не знаю — команда такая была, и всё.

— Какая команда? От кого? — не понял Дмитрий.

— С Мариной познакомиться. Толстый так сказал.

— А зачем?

— Понятия не имею. Стихи ему Маринины привозил, фотографии.

— А это зачем?

— Да откуда я знаю! Толстого не поймешь. Какие-то свои дела. А мое дело маленькое: сказали, заплатили — я сделал…

— Ладно, Бог с ним, с Толстым. Меня всё-таки Марина Снегирева интересует, — перевёл разговор Совин. — Что она была за человек?

На самом деле Дмитрия уже не интересовал внутренний мир погибшей женщины. Он продолжал задавать вопросы о Марине и механически слушал ответы. Его занимал Толстый.

А собеседник разговорился. Он как бы ушёл от своего жалкого существования в мир, где был здоров, где рядом с ним была красивая женщина, которой, похоже, он тогда не на шутку увлёкся…

— …И Андрей передал, что пятнадцатого Толстый будет ждать Марину. Она же хотела пробиться на эстраду. Поехали — тут «урал» в лоб нам и вышел. Марина рядом сидела, а я, конечно, влево руль дернул — её под удар и подставил. Очнулся в больнице… — Глебов замолчал.